– Вы хорошо информированы, – отметил Кильон.
– Наверное, сказываются частые ночные разговоры с Рикассо.
– Это имя я слышал уже дважды. – Кильон изогнул почти безволосую бровь.
– Нас с ним интересуют одинаково непопулярные вещи. Рикассо увлечен древней историей нашего мира, его происхождением и онтологическими[8] основами. Меня же давно завораживает история медицины на примере разных зон. В общем, точек соприкосновения предостаточно.
Кильон вспомнил, что случилось, когда ройщики устроили засаду на черепов.
– Из ваших слов трудно получить представление как о самом Рикассо, так и о том, почему его может заинтересовать живой плотоборг.
– Рикассо – лидер Роя, – пояснил Гамбезон. – Наверное, он у нас кто-то вроде короля. Еще он крестный Куртаны. Каждое ее слово для него истина. Они неразлейвода.
– А если она решит, что я не заслуживаю доверия?
– Если вам повезет, увидите Рой. Боюсь, расклад таков. – Гамбезон глянул на то, что механически делали его руки. – Капитан Куртана для меня – самая отважная женщина на свете и самый лучший командир корабля в Рое. Служить я хочу только под ее началом. Дирижабли она знает как свои пять пальцев, ради безопасности экипажа не остановится ни перед чем.
– Вплоть до уничтожения клиентов?
– На глазах у меня Куртана принимала и более жестокие решения. Совесть ее потом не мучила ни секунды. И ведь она права: от нас зависит слишком многое. Закон и порядок на планете – это Рой. Мы одни сдерживаем тьму.
– Еще и Клинок есть.
– Клинок – это город, доктор Кильон, ни больше ни меньше. Возможно, последний город, но это не целый мир. А на кону сейчас целый мир.
– Вас послушать, так мы паразиты, сосущие кровь у больного, которому Рой не дает погибнуть.
– Большинство ройщиков видит ситуацию именно так.
– А вы?
– Я готов смотреть на вещи иначе. – Гамбезон скупо улыбнулся Кильону. – Конечно, потребуются аргументы… веские доказательства. Проблема-то серьезная.
Дверь распахнулась, и два бойца внесли окровавленное тело – очередного раненого. Пострадавший был в тяжелой куртке и защитных очках на пол-лица.
– Ранение в плечо! – сообщил боец, укладывая безжизненное тело на единственную свободную койку. На ней еще не сменили простыни, испачканные предыдущим пациентом. – Бедняга врезалась в борт гондолы и потеряла сознание.
– Мерока! – ахнул Кильон, когда с раненой сняли шлем.
Даже с другого конца лазарета он видел, что глаза девушки закрыты, дыхание прерывистое.
– Капитан позволила ей пострелять из турельной спарки, – пояснил боец. – Девица дала им жару – сняла двух пулеметчиков черепов.
– Я знал, что Мерока себя проявит, – заявил Кильон.
– Хотите ее осмотреть? – спросил Гамбезон, отрезая лишний бинт с наложенной повязки. – Я займусь вашим раненым.
– Мероку лучше осмотреть вам. Ей точно не захочется, чтобы я ее касался.
– Она ничего не узнает, – отозвался Гамбезон, и лицо его приняло властное выражение. – Доктор Кильон, я настаиваю. Вы теперь мой коллега. Поручаю оказать помощь этой раненой.
Когда именно закончился бой, Кильон не понял, но в какой-то момент он осознал, что дирижабль давно летит ровно и так же давно молчат пушки. Густой туман рассеялся, но теперь поверхность земли мешал разглядеть мрак. Кильон спросил Гамбезона, куда они попали.
– Мы в Ночном Лабиринте, – ответил врач. – Капитан знает его лучше, чем свои пять пальцев. Она обожает сложности счисления пути и с наслаждением петляет среди каньонов, пользуясь лишь картой, гирокомпасом да светом звезд. Это ее стихия. Помяните мое слово: к утру мы оторвемся от черепов.
– Мы больше их не встретим?
– Пока нет. Они редко выбираются восточнее Трех Дочерей и западнее Длинной Бреши. И то и другое слишком близко к Напасти, а она единственная их пугает. – Остатками дезинфицирующего раствора Гамбезон протер пальцы. – Вы молодец, доктор Кильон. Я лично поручусь за вас: вы спасли жизнь раненым.
– Вот бы за Мероку кто-нибудь поручился.
– Думаю, уже нет нужды. Ребята уважают всех, кто истребляет черепов, вне зависимости от того, откуда тот родом. Да и ранение ей тоже зачтется.
Мерока так и не пришла в сознание. Пуля пробила ей плечо, не повредив жизненно важных органов. Впрочем, рана оказалась глубока, промывать и обрабатывать ее следовало тщательно. Еще следить, чтобы не начался сепсис. Маловероятно, чтобы при падении девушка получила серьезную травму головы; скорее, сказывались шок и усталость. Впрочем, Кильон втайне радовался, что Мерока еще не очнулась.
Бой способствовал переменам в положении новых клиентов. Кильону выделили койку в одном из складов возле штурманской рубки. Свободно перемещаться по кораблю он по-прежнему не мог, но условия определенно улучшились. Мероку решили держать в лазарете до конца путешествия, если не возникнет проблем, – так что Калис и Нимча остались в хвостовой каморке одни. Боевые повреждения кое-как залатали, и Кильон, навестив попутчиц, обнаружил, что им выдали дополнительные постельные принадлежности и одежду. Теперь холод им не так страшен.
– Думаю, все образуется, – проговорил Кильон, удостоверившись, что никто не подслушивает. – Мерока ранена, но обязательно поправится. Члены экипажа готовы поверить, что мы не злоумышленники.
– Нимче они не поверят, если узнают, кто она, – тихо сказала Калис.
Девочка спала на койке, едва различимая под одеялами.
– Тогда позаботимся, чтобы не узнали, – отозвался Кильон. – Я постарался убедить Гамбезона, что вам с Нимчей медицинская помощь не нужна. Забот у него сейчас столько, что вас он вряд ли потревожит.
– А потом?
Кильон мог сказать только правду, как бы безрадостно она ни звучала.
– Понятия не имею, что с нами будет, когда доберемся до Роя. Не представляю ни что такое Рой, ни как нас там примут. Гарантировать могу одно: если что, в центре внимания буду я. Нимча на вид невинная девочка, а я уродец.
Калис медленно кивнула, словно опасаясь согласиться.
– А ты справишься?
Насколько помнил Кильон, Калис впервые беспокоилась о его благополучии.
– Да, приспособлюсь.
– Ты к нам добр, Мясник.
Кильон понял, что Калис наслушалась Мероку и решила, что его впрямь так зовут.
– Я Кильон, – представился он. – Я не добр, я просто делаю то, что до́лжно любому приличному человеку. Даже если у него есть крылья.
С Нимчи соскользнул край одеяла, и Кильон нагнулся, чтобы его поднять. Девочка что-то пробормотала во сне и улеглась поудобнее. Казалось, Нимча – сама безмятежность, кошмарные сны ей неведомы. Кильону хотелось защитить ее, и в то же время он чувствовал рядом с собой бомбу замедленного действия. Нимча всего лишь ребенок, но теперь сомнения сменились уверенностью: в ней живет сила, способная возродить мир и легко сокрушить его снова.
Ближе к полночи Кильона вызвали в капитанскую каюту. Сопровождающего Куртана отпустила сразу, и они остались вдвоем.
– Присаживайся, доктор. И очки сними. Не представляю, что ты в них видишь, хотя доктор Гамбезон твою работу хвалит.
– Очень рад, что он доволен.
– Наверное, нельзя исключать, что раненых ты спасал из неких корыстных соображений, хотя не представляю из каких. Хочу выразить тебе благодарность. – На столе у капитана стояла бутылка с жидкостью янтарного цвета и пара стаканчиков с широким дном. – Ты пьешь? Вопрос, наверное, глупый, но я не в курсе, как реагирует организм ангелов на спиртное.
– Я пью, – ответил Кильон и поправился: – Точнее, могу пить – по крайней мере, пока. Алкоголь на меня не действует, но вкусовые рецепторы есть.
Куртана налила по порции в каждый стаканчик, опорожнив бутылку.
– Твое здоровье, доктор Кильон!
Кильон пригубил напиток. Именно таким он представлял вкус огнесока – вкус авиатоплива, очищенного от древесного компонента или смолы, – густой, жгучий, с металлическим послевкусием.
Каюта была крохотная. Если стол не был нужен, он складывался и убирался в стену. Где-то наверняка притаилась складная койка. На полках стояли книги, очевидно технические справочники, названия на корешках были напечатаны старомодным угловатым шрифтом. Кильон узнал письменную форму ройского. Из личных вещей он заметил лишь пару черно-белых фотографий в рамках. С обеих смотрел один и тот же мужчина: на одной – молодой, с темной шевелюрой и усами, на другой – старый и седой. Оба раза его сфотографировали в летной форме с медалями и знаками отличия на груди. На раннем снимке мужчина стоял на земле, вдали виднелся дирижабль. На более позднем сидел за штурвалом в неестественной, напряженной позе, явно смущенный избытком внимания к своей персоне.
– Корабль я, кажется, узнаю, – осторожно проговорил Кильон. – Этот человек – один из бывших капитанов «Репейницы»?
– Ты очень наблюдателен, доктор. Ценное качество для шпионов.
