— Давай.
Они одновременно щелкнули ножницами. В толпе воодушевленно захлопали, а Семеныч, рванув вперед, торопливо распахнул двери.
— Заходите, гости дорогие, добро пожаловать!
Вообще-то существенная часть гостей внутри магазина за последние полгода побывала уже не раз. Но то как бы в рабочем порядке, да и магазина, по сути дела, еще не было, вовсю шли работы. Так что таким — чистеньким и сияющим — его не видел еще никто. Даже сам Виктор. Хотя он вчера уехал отсюда в одиннадцатом часу вечера. Но работа в магазине не прекращалась всю ночь, и только к десяти утра Бузыкин доложил, что все готово и остались лишь последние маленькие штришки. Кому бы другому Виктор, может, и не поверил бы, но Александр Аркадьевич был мужик надежный, если сказал, что остались последние штришки, значит, так оно и есть. Поэтому Виктор не стал переносить открытие, запланированное на полдень, а, наоборот, приоделся и, даже не заезжая в магазин, отправился в районную управу.
Пока народ валом валил внутрь, ошеломленно крутя головами, Виктор, отойдя в сторону, осматривался.
Этот магазин был первым, который они открывали в спальных районах Москвы. Он был небольшой, метров на сто торговой площади, но вполне полноценный. Семеныч вчера даже прослезился:
— А раньше-то, подумать только, с прицепов торговали…
После ритуального осмотра, когда одетые в новенькие одинаковые переднички и наколки продавщицы начали споро обслуживать довольно быстро набившихся в магазин покупателей, к Виктору с замглавы вновь подскочил Семеныч, принявший на себя роль основного организатора торжеств.
— Пожалте, гости дорогие, в кабинет. Такую обнову и обмыть надо по-человечески.
В кабинете заведующей был накрыт стол. Сам кабинет был небольшой, метров шестнадцать, так что, когда все имеющие право присутствовать на этом торжестве набились внутрь, сразу стало тесно.
— Да уж, не хоромы, — хохотнул замглавы. — Чего о себе-то не позаботились? Да и с подсобками, я гляжу, у вас тоже не ахти. Где товар-то хранить будете?
Виктор усмехнулся:
— Так и предусмотрено. Чтобы ни у кого соблазна не было в кабинетах да подсобках сидеть. А товар… чего его хранить? Все на прилавках. Столько, сколько за день продадут. А каждый вечер новый завоз свежего продукта.
— Ишь ты, — удивился замглавы. Он задумчиво поглядел на Виктора: — Слушай, а чего ты за эту халупу ухватился? Бери в аренду дальний «Универсам». Там площадей — аэродром. А то, стыдно сказать, крытый рынок из него какой-то сделали. Всем чем ни попадя торгуют, от колбасы до шмотья, батареек и авторезины.
Виктор покачал головой:
— Нет, аэродром я не потяну, пока… но за предложение спасибо. Запомню.
— Ну, за обнову! — тут же нарисовался рядом Семеныч с двумя рюмками в руках. Замглавы принял свою и окинул Семеныча зорким взглядом:
— А сам?
— Ни-ни, — замахал тот руками, — я все, завязал.
— Это как это? — удивился замглавы. — Чтоб русский мужик да завязал — не бывает такого. Вон сам Гарант — и то употребляет.
Но Семеныч упрямо помотал головой и торопливо отошел. Замглавы удрученно покачал головой, буркнул:
— Да-а, мельчает русский мужик… — И повернулся к Виктору: — Ну, давай, Петрович, вздрогнем.
Домой Виктор возвратился довольно рано. Замглавы оказался лихим мужиком, так что Виктору для поддержки компании пришлось солидно «усугубить». И потому все его планы после торжеств вернуться в офис и поработать пошли псу под хвост. Отвезя в сиську улитого замглавы до его дома, он заехал в баню, часа полтора парился, потом выпил лимонаду с крекерами (еще не хватало появиться перед Сонькой в пьяном виде и с перегаром) и поехал домой.
Надежда Степановна, бывшая детсадовская нянька, сидевшая с Сонькой, была несколько удивлена и даже почему-то уязвлена его столь ранним появлением. Но когда Виктор пообещал заплатить ей за полный день, сменила гнев на милость. Сонька же пришла в полный восторг.
— Папа, как здорово, что ты так рано! А у метро пони. И на них можно кататься! Пойдем…
И они пошли гулять. Сонька вдрызг укаталась попеременно на двух пони, которые действительно предоставлялись для катания всем желающим в скверике у метро. Потом они поели пиццу, а на пути домой — мороженое. Глядя на то, как впереди него скачет на одной ножке по нарисованным кем-то на асфальте «классикам» этакое чудо с косичками, он внезапно вспомнил Нину. И остро пожалел ее. Ведь главное в жизни человека — это все-таки не деньги и не предоставляемый ими доступ ко всяким благам — тряпкам, ресторанам, курортам и всему такому прочему, о чем она так страстно мечтала. И даже не самореализация, о которой так много говорят наши приверженцы всего продвинуто-общечеловеческого. Главное — это любовь. А любить, радуясь не чему-то материальному, а просто каждому твоему приходу, каждой минуте рядом, каждому дню, в котором есть хотя бы одна встреча или даже просто надежда на нее, любить самоотверженно и истово умеют только дети и… собаки. Но Нина ненавидела собак, да и детей, как выяснилось, не любила…
Вечером, когда Сонька уже посапывал а в своей кроватке, он сидел в кресле и смотрел в телевизор (именно так — в телевизор). На экране Рэмбо расстреливал из лука советские бронетранспортеры и вертолеты, а те картинно разлетались на куски. Виктор хмыкнул и переключил канал. Там продажный мент под руководством наворовавшего себе немыслимые капиталы (олицетворяемые чемоданообразным «мерседесом», парой старательно корчащих тупые и зверские рожи актеров, изображающих телохранителей, и огромным туалетом с затерявшимися между пальм и скульптур унитазом) «нового русского» старательно избивал «хорошего парня». Парень явно был бывшим афганцем или еще каким-то крутым спецназовцем, потому что спустя десять минут экранного времени уже он избивал продажного мента вкупе с «новым русским». В принципе оба избиения выглядели одинаково неприглядно (ну еще бы, один режиссер ставил), только в отличие от «хорошего парня», стойко перетерпевшего все мучения, последние двое при избиении орали и воодушевленно «топили» друг друга. Виктор опять щелкнул «ленивчиком». На этот раз прогрессивный русский журналист с не менее прогрессивной американской журналисткой смело разоблачали перед всем миром тайные происки затаившихся кагэбистов вкупе с агентами страшной немецкой Штази, параллельно предаваясь неумелому сексу (ну не научились пока наши режиссеры ставить красивые постельные сцены) в номере гостиницы «Россия» под залпы танков, расстреливающих Белый дом. А на последнем канале очередной Хуан Карлос метался в поисках очередной Марии-Луизы. Виктор выключил телевизор и задумался. Интересно, как давно он не смотрел телевизор? Года так уже, наверное, три… а может, и поболе. И вообще, сколько он не отдыхал?..
