Переезд до терминала много времени не занял. По объездной дороге, не очень загруженной в это время, доехали минут за сорок. Подъехав к запертым воротам, погудели. Ворота откатились по направляющим и колонна зарулила на обширный двор. Мадам Мюллер встретила нас с Катей возле формирующегося состава, из десяти крытых вагонов и девяти платформ. Из потрепанных вагонов неслось мычание, блеяние, лай и даже кудахтанье. Четыре пустых платформы вытянулись вдоль здания промышленного вида, и явно нас дожидались. Возле первой из них разбросал опоры могучего вида кран. Ярко-желтый, величавый, с надписью на стреле белым по чёрному – "KATO". Охрана есть. И вооружённая. Четверо в чёрной форме, с пистолетами в кобурах. Площадку контролируют внимательно.
Поставил я свой скутер в сторонке на подножку и принялся распоряжаться. Меня строгим нордическим голосом вежливо попросили заткнуться, не мешать специалистам, и в сторонку отправили за процессом наблюдать. Я спорить не стал, Катю под локоток зацепил и в узкую тень, к забору отвалил. Потом вспомнил одну тревожившею меня мыслю и к буксам присмотрелся повнимательнее. Есть в тевтонской педантичности что-то светлое. На всех буксах явственно виднелись свежие потёки масла. Но и только. В остальном же, вагоны и платформы представляли собою "жалкое, душераздирающее зрелище". Ржавчина везде, немалые дыры, именуемые отверстиями, сквозь которые были видны коровьи ноги, сундуки, клетки с курами, петухами и гусями в которых бедным птицам и повернуться было совершенно не возможно. Вагоны крытые, с семьями имуществом и животиной. Платформы фермерские тракторами и комбайнами, и прочим сельхозинвентарём битком забиты. Всё уже в состав сформировано.
Бригада стропальщиков под управлением осанистого бригадира сноровисто принялась перекидывать краном контейнеры на платформы. Маневровый тепловоз в дальнем конце состава подтягивал под погрузку следующую платформу, и дело шло решительно и бодро. Поскольку водителям тягачей труды были оплачены заранее, освобождённые машины сразу же уезжали, и сутолока на погрузочной площадке отсутствовала, как таковая. После погрузки всех контейнеров и кран свернулся, закинув на прощание наши с Катей скутеры на свободный пятачок первой платформы, и тоже убрался восвояси. А бригада стропалей осталась. С немецкой педантичностью закрепила контейнеры на платформах, доложилась командующей по форме об окончании работ, получила от неё расчёт и тоже слиняла, усевшись в ожидавший их микроавтобус. Почему я решил, что это немецкая бригада? А они с фрау Мюллер на чистом немецком языке изъяснялись. И одеты были крайне аккуратно. В 11-45 всё было готово к отбытию.
Госпожа Мюллер собрала переселенцев на пятиминутку и провела инструктаж. Перво-наперво упредила, чтобы никто с оружием шалить не вздумал. Гарантировала полную безопасность и тут и за вратами. Потом раздала старшим вагонов воки-токи какие-то дешевенькие, велела слушать команды по рации и тепловозные гудки. На вид эти рации выглядели так себе – одноразово. По-китайски. Рассказала кратенько о порядке прохода иной мир, и сопутствующих тепловозных сигналах. По одинарному короткому гудку полагалось прекратить перемещения и занять назначенное место. По двойному гудку начинается движение. В момент проезда полосатого столбика перед вратами – затаить дыхание и не шевелиться. Особо отметила опасность движения назад. Интересно, а коровам с козами кто-нибудь объяснил опасность дыхания в момент перехода?
Всё господа переселенцы! По местам господа переселенцы! Здоровенные ворота в цех, поскрипывая разъехались в стороны. В глубине цеха стала вида громадная металлическая рама, окрашенная под жёлто-чёрную полосатую габаритную зебру. Над воротами включился красный свет светофора. Народ бросился к вагонам, занимая свои места. Я подсадил Катю в распахнутую дверь контейнера, подтянулся и сам внутрь влез. Где нас встретил разгневанный донельзя Монморанси, сидевший там на привязи всю дорогу. Спорить и разбираться я с ним не стал, сунул его под мышку и в самолёт вслед за кирией полез. Привычно, но от этого не менее остро испытывая эстетское наслаждения от её пропорций. Уселись мы с Катей в "Караване" на пилотские кресла, и даже пристегнулись. Морсика я на коленях у себя оставил сидеть. Сидим, ждём. Не гудит. Минут через пятнадцать хриплый мужской голос по рации объявил временный отбой "в связи с неустойчивостью контура". Однако покидать места запретил. Опять ждём.
Ещё через пятнадцать минут наш вылет отложили до 17:00 местного времени в связи с нелётной погодой. Солнечная активность активно мешала нам покинуть сию юдоль скорби. А также и место недавнего преступления. Кстати, а нет ли новостей? Включил я приёмничек послушать, и минут через пятнадцать услышал весть ужасную. Нашли таки труп соседи. Видимо вонять усопший господин принялся нестерпимо совсем. Вызвали полицию. На месте ПРОИСШЕСТВИЯ работает полицейская бригада. Труп господина Имярёк отправлен у морг. Такие вот дела. Катерина разволновалась сызнова и расстроилась. Переживает. Решил я психопрофилактикой заняться.
– Да брось ты Катя! Много ли он людям добра сделал? Только тем всю жизнь и занимался, что законом как дышлом ворочал. От налогов фирму твою "оптимизировал" да у конкурентов ваших кусок из глотки рвал. А потом тебя предал, оскорбил и убийство твоё замыслил. И не его вина, что мы с тобою шустрее оказались и от смерти увернуться сумели. И вааще! Пока экспертиза определит факт насильственной смерти, мы уже ТАК далеко будем… Не, не поймают! Никогда! И сроду не найдут. Пусть-ка в Сибири нас поищут. Она велика… ну очень! Крайне бескрайняя штука, эта наша Сибирь! А нас там нет! Промокнула милая моя глазки платочком и улыбнулась мне немножечко. Что-то подозрительно часто в последнее время мокроту она разводить стала. Нервы? Наверное, хоть виду и не показывает.
В окошко увидел я фрау Мюллер. Заложила руки за спину, бюст вознесённый, форштевнем пространство рассекает. За ней охранник при пистолете следует. Прогуливается фрау с видом раздражённым и недовольным. Расстроила её задержка, очевидно. Вылез я из самолёта, дверку в контейнере распахнул, наружу выглянул. У забора уже пацаны мелкие с голыми пузами загорелыми в стайку сбились и в чику играют. Подалее девчонки через резиночки любимые прыгают. Солнце палит. Скотина орёт. Весело живём. Хозяева в хлева передвижные полезли, скотину напоили. Потише стало. Поблагообразнее. Морс рвётся с собаками пообщаться поплотнее. Шугнул я его. Неподходящий пока момент. Он обиделся и в самолёт спать залез. Мы с Катей присели у вагона на корточки, пивком пробавляемся. Потом я куртку постелил. Удобней сидеть стало. Новостей по интересующему нас вопросу больше никаких не сообщают. Муторное это дело – ждать! Потом ещё по баночке открыли. Потом в дурачка перебросились. Потом я армейские байки Кате рассказывал. Она вникала, в чём юмор, подробности выясняла. Смеялась.
