И сын провернул. В общей суете никто в содержание договора (где, понятно, не говорилось лобово о производстве в Шаре свинины, а трактовался некий «животноводческий эксперимент, во исполнение которого…» — и т. д.; договор составлял сам Вася) особенно не вникал. Подмахнул его и начальник отдела освоения Стремпе, и замначплана, и Зискинд, оказавшийся в эти часы главой института. Дальше все пошло, как по маслу: пропуска, накладные, рассчитанный машинами координатора график поставок… (Валерьян Вениаминович потом вспомнил, что в день начала исполнения «контракта» 22 марта он, подъезжая к Шару, обогнал грузовик, из которого несся задорный поросячий визг, и подумал: «В столовую, наверное?» — хотя, если здраво рассудить, кто в столовой станет возиться с живыми поросятами?)
Необходимая оснастка: стойла, корыта, поильники, сточные желоба — вместе с жизнерадостными кабанчиками и опекавшей их свинаркой были доставлены на 13-й уровень второго слоя; там как раз захлебнулись работы, оборудовать бытовки не имело смысла. Затем колхоз, строго выдерживая график, начал гнать в Шар машины с кормами; сначала со снятым молоком, творогом, простоквашей, с капустными и свекольными жмыхами, затем — уже в самосвалах — с замесами отрубей, пареной картошкой, свеклой, кукурузой, силосом… Всего за эти дни перевезли более девяноста тонн. Свинарки сменялись, уезжая и приезжая теми же машинами. Поросят откармливали закрытым способом, в помещении им было тепло, светло и благоуханно — работал кондиционер. Они росли, разбухали на глазах, водители и свинарки только ахали.
Все бы, наверное, окончилось благополучно и не узнало бы руководство НИИ об этом деле, если бы не забилась канализация. Случилось это на завершающей стадии, когда взрослые хряки стали, с одной стороны, очень много жрать, а с другой — степень усвоения ими пищи понизилась. «Эти десятки тонн кормов — должны же они во что-то превратиться», — философски заметил Корнев. Трубы сливов не были рассчитаны на такой поток, захлебнулись — и далее все, как полагается в неоднородном пространстве-времени, стало развиваться ускоренно. Водителям вместе со свинарками (для которых эта история вообще была сильным переживанием) пришлось в темпе грузить навоз на самосвалы, которыми привозили корм. И сам Вася Шпортько, перепуганный таким поворотом событий, закатав рукава кремовой нейлоновой сорочки, кидал совковой лопатой в кузов неблагоуханный продукт.
За этим занятием и застал их главный инженер… (Он же, скажем, забегая наперед, по своей склонности к людям с инициативой отстоял инженера Васю, хотя крови его жаждали и Пец, и оскорбленный в лучших чувствах Зискинд, и все работники сектора грузопотока. «В конце концов, это действительно можно рассматривать как животноводческий эксперимент, хоть и не совсем удачный».)
Совещание, по обычаю, происходило в координаторам зале, напротив экранной стены. Здесь в креслах и за столами расположились все тузы, воротилы, элита Шара: Пец, Корнев, Зискинд, кибернетик Люся, начплана Документгура Василий Васильевич (в редакции Корнева: Василиск Васильевич; в нем и в самом деле что-то такое было), глава мятежного отдела контактных исследований Бор Борыч Мендельзон, начотдела освоения Стремпе (который сейчас подавленно молчал), невозмутимый полковник Волков — шеф «эркашников», начснаба Приятель, командир грузопотока Бугаев, главэнергетик Оглоблин, главприборист Буров, командир вертолетчиков Иванов, могучий мужчина… и даже руководитель высотной исследовательской группы Васюк-Басистов — посвежевший, отутюженный и поправившийся после проведенных в лоне семьи двадцати нормальных часов. Протокол вела Нина Николаевна.
По первоначальному замыслу это были действительно НТСы, на которые полагалось выносить только принципиальные вопросы и идеи. Но поскольку это был единственный случай, когда собирались все — прежде раз в неделю, теперь раз в два-три дня, — то наличествовали и взаимные попреки, и объяснения «почему не смог», и сваливание с больной головы на здоровую, и заключение коалиций, и снятие стружки… все двадцать четыре удовольствия. «Парад-алле» по определению Корнева.
— …Сегодня последний день откорма, — заканчивал свое «научное» сообщение главный инженер, — свиньи достигли товарного веса. Договор 455 нами выполнен, колхоз «Заря» сможет ликвидировать недоимку. У меня все.
— Девяносто тонн… — тяжело молвил Бугаев. — Мы, как проклятые, вылизываем грузопоток, чтобы протиснуть наверх каждый лишний центнер. А тут отруби, жмыхи, самосвалы с навозом!..
— Ситуация, как в гоголевском Миргороде, — поддала кибернетик Люся.
— Нет, Людмила Сергеевна, не как в гоголевском Миргороде, — поглядел на нее Бугаев. — В том Миргороде не было координационно-вычислительного центра с телевизионным контролем. График-то для поставок-то по договору-то ваши машины рассчитали!
— На то они и машины, Вениамин Валерьянович.
— Это понятно. Но вот для чего над этими машинами вы?! То, что машины здесь умеют мыслить, я знаю.
Это было уже слишком. Лицо Малюты пошло красными пятнами.
— Пожа-алуйста, товарищ Бугаев, — запела она, — займите вы мое место. Охотно уступлю. Может, в координаторе вы, наконец. найдете себя. А я погляжу, как вы справитесь с нашей все возрастающей неразберихой!
Пец постучал карандашом по столу:
— Товарищи, не отвлекайтесь. Нам надо заново обдумать ситуацию. Дело вот в чем: увлекшись описанием «поросячьего бума», Александр Иванович забыл сказать о главном, о результатах своих и Анатолия Андреевича вчерашних исследований. Главное же то, что радиус Шара, — или даже точнее — толщина неоднородного слоя в нем, — не менее тысячи километров…
— Ну, вам-то я об этом доложил, — пробормотал Корнев.
— Что это значит? Если до сих пор мы сдерживали себя в проектах и замыслах, ожидая, что вот-вот выйдем в зону однородности, исчерпаем НПВ, то после их аэростатной разведки ясно, что Шар ни по объему пространства в глубине, ни по ускорению времени нам пределов не ставит. Насколько мы внедримся в него и освоим НПВ, зависит единственно от наших стремлений, технических возможностей и, главное, от глубочайшей продуманности всего в комплексе. Вот я и хотел бы для начала услышать ваши суждения о пределах возможного во вверенных вам службах.
Ситуация была новой. Все замолчали.
Коротко взмахнул рукой Зискинд. Пец кивнул ему.
— Собственно, в своем проекте Шаргорода мы интуитивно таким и руководствовались. Поэтому я смогу сейчас обосновать, что мы внедримся в Шар — для более-менее постоянной работы и обитания — не выше тысячи метров…
