Я глядел на реку, перегнувшись за борт, насколько позволял выступ прозрачной крышки кабины. Подняв взгляд, рассматривал проплывающее мимо сплетение ветвей, стволов, стеблей, листьев — настолько плотное, что трудно и помыслить преодолеть его без тесака или огнелуча. Растения яростно боролись за жизнь, карабкались одно на другое, пытаясь лишить друг друга света и любой ценой вырваться наверх, к солнцу, или хотя бы к воде, сумрак над которой был, все же, менее густым, чем в чаще. Растения учились пить чужие соки, присасываясь к жертвам. Они учились ловить подвижную живность и питаться ею. Самые миролюбивые обрели способность довольствоваться крохами, просачивающимися сквозь туго сросшиеся кроны, или уходили в жирную землю, научившись обходиться теплом, жить в темноте.
«Они такие густые возле берега, поглубже должно быть свободнее», — сделал я логичный вывод и взял на заметку, а то, мало ли, вдруг придется оказаться в этом лесу пешком. Зауры здесь точно водятся. Наши говорили, в сейских лесах кто только ни водится… Но бурки хуже зауров. Полосатые ящерицы не лазают по деревьям. А вот гадкие бурки, ловкие шестирукие монстры с длинным раздвоенным хвостом, они не менее кровожадны, чем зауры, но куда опаснее и умнее. Нет, не хотелось бы одному и без оружия ступить в эти терния…
Я снова осмотрел плотную стену растительности у самой воды. Хорошо, вирмана большой и громкий, они наверняка следят за нами, оценивают и боятся… Непроизвольно глянул наверх. Над головой проплывали своды этой своеобразной лесной пещеры, сквозь которые нигде не просвечивал даже маленький клочочек неба. Нередко свесившиеся лианы или застрявший в густых ветвях сухой сук доставали до крыши кабины, неслышно поглаживая или стукаясь в нее.
Нарт показала мне: «Вынь затычки из ушей», и я послушался. Шум вирманы заметно ослаб. Он уже не разрывал слуховых перепонок и, скорее, урчал, нежели ревел, но разговаривать все равно было бы делом затруднительным, разве что орать во весь голос.
Нарт хлопнула меня ладонью по руке и махнула вперед. Нагнувшись, к самому уху, прокричала: «Скоро уже… Там пещера…» — и снова устремила взгляд на реку. Прямой участок русла заканчивался, оно стало уже, течение убыстрилось, зеленый коридор сжался и потолок из ветвей и лиан опустился. Вирмана приник к самой воде, вскипавшей и испарявшейся под его брюхом. Нас окружил пар, и различить что-либо стало возможно только прямо перед собой.
«Как в том сне» — вспомнил я внезапно недавнее, но уже почти забытое видение реки в каменных стенах, огромной тяжелой машины, идущей против течения, дождя… Туман… Туман заклубился вокруг меня, проник в кабину, заполонил глаза, украл звуки.
«Туман способен говорить, способен показывать, не только миражи…» — бормотал мне на ухо едва различимый шепот, пожалуй, мною же и думанные мысли, но они почему-то не шли изнутри, а как бы отражались от молочно-белой слепоты вокруг, отражались шорохами, отражались призрачно, возвращаясь ко мне.
«Туман расскажет тебе…» — нашептывало мне эхо, и вдруг умолкло, словно отброшенное громким и живым, таким знакомым голосом Пола: «Ксената! Я уже думал, никогда… К переводу вернемся позже. Скажи, что такое этот канал? Вы с Лиен открыли канал, вошли сюда, теперь пропали, но мы можем говорить… Кто-то другой может влезть в канал? Ксената, не молчи, это важно!»
«Да, я слышу, подожди, надо подумать» — ответил я, а сам лихорадочно пытался сообразить, что же он имеет в виду. Связь у нас такая, что вот-вот порвется. И манера у Пола такая… Невыносимая. Приходить в самые неподходящие моменты. Или у меня все моменты стали неподходящими? Такова теперь моя жизнь? Да нет же, летели чуть ли не треть дня, что раньше-то мешало… Ладно. Он об этом голосе в тумане? Это, что ли? Но это же мой голос, и мысли мои… Или он… Есть! Вспомнил!
И я начал торопливо складывать внутри себя, боясь, что не успею: «Кто-то говорил, когда я спал. Не ты, не я. Пока канал открыт, говорил, убейте, убейте… Но я не знаю, что это за канал! Поверь уже мне. И я не знаю Лиен, и никогда не знал!»
«Вспоминай же, вспоминай, черт возьми! — Пол тоже торопится и злится, я чувствую это. — Остров, плавучий остров, море, хозяева острова, подводная лодка, там живет Лиен, у тебя на берегу тайник, наверху холма, оттуда подземная дорога с тачкой на рельсе…»
«Но… Что такое рельса?» — Я не могу разобрать, что он имеет в виду.
«Ктар! Черт, ты называл его ктаром!»
И вдруг я увидел. Увидел так, будто сам был там. Ктар. Не он, а она. Она зовется ктар. Из древних машин, но из простых. Их используют жрецы Звездного огня, умеют даже строить. Неужели я в храме? Я несся в подземном тоннеле, ветер свистел в ушах. Темнота. Но вот впереди забрезжил свет, движение ктар замедлилось и она мягко ткнулась носом в стену. Отчетливо запахло морем…
Тьма…
Кругом тьма.
Кто-то тормошит меня.
— Ксената! — обеспокоенные голоса. Свет. Я открываю глаза. Лица плывут, словно смотрю через рябую воду.
— Он очнулся.
— Дай воды. Да просто воды, с ним все в порядке.
Вода брызжет на лицо. Течет в рот. Как тогда, на краю пустыни. Меня поил Трана. Нет, Нарт. Но ее руки были такими неуклюжими… Не то, что сейчас…
Зрение прорезалось: лицо, склонившееся надо мной, видно теперь четко. Зарбат, вдова Траны. Все возвращается на круг, как поется в древнем гимне: «Все возвращается на круг и вырастает вновь, лишь звезды не сгорят».
Не сгорят. Как же.
Вместо Зарбат появляется Армир.
— Он в себе.
И она же, но теперь мне:
— Вставай. Прилетели.
Я сажусь и лишь тогда оглядываюсь по сторонам. Свет исходит от круглых фонариков, встроенных в стену. Негромко журчит вода, пахнет сыростью и мокрым известковым камнем. Это река, подземная река. Она выбегает из темноты и уносится в темноту. Ноздреватые своды большой пещеры, словно изъеденные слизнями, убегают во мрак. На широкой площадке явно искусственного происхождения во всей красе возвышается вирмана. От него до стены всего тройка шагов. И столько же до черной воды. Надо же, как точно вписались… А вирманы ведь не плавают. Я отогнал от себя эту мысль еще когда увидел под собой бескрайнее море Гем. Теперь можно. Теперь бояться поздно.
— Солнечный город, — донеслось до меня. И торопливый ответ: — Да скоро уже…
И появилась Нарт. Ее лицо сияло улыбкой.
— Когда ты теряешь связь с этим миром, я не волнуюсь, — рассмеялась она. — Привыкла.
Но легкая тень тревоги во взгляде, обежавшем меня с ног до головы, заставляла усомниться в полной искренности сказанного. Приятно усомниться.
— Привыкла к тому, что я неизменно возвращаюсь? — мягко подтолкнул ее я.
