мирка, а откуда-то извне, снаружи, и потому эти звуки были страшными, резкими, они пугали. Это были голоса, но оно не понимало услышанных слов, только вздрагивало немного, головой и пальцем на левой руке.
Звучало громко: «Макс! Макс!», «Какой ужас, посмотри!», «Не знаю, сколько…», «Это просто ужасно, что я скажу им?», «Я не хочу, нет, ни за что!», «Это ты во всем виноват, черт тебя возьми!», «Ублюдок, лучше бы ты сдох!», а еще: «Что нам теперь делать?»
Голос был всегда один и тот же, звучал с надрывом и какой-то ненавистью, и маленький мирок сотрясался и дрожал от этого надсадного крика. Оно испытывало сильное беспокойство, ворочаясь в своем коконе. Оно боялось, не понимая, чего боится.
Но на время все это прекратилось. И в этот период на него обрушилась еще одна непредсказуемая вещь – память. Тончайшие нити генетических воспоминаний иголками пронизывали небольшой, слабо развитый мозг. Осыпались и вспыхивали, словно звездная пыль, какие-то изображения, сменяющие друг друга неуловимо быстро. Сверкающими волнами они наплывали на сознание, вытеснялись, будто боролись между собой.
Фрагменты событий тысячелетней давности причудливой мозаикой накладывались на чистый лист памяти нового организма. Оно вспоминало то, чего с ним никогда не случалось, чтобы быть готовым к существованию, используя память предков. Умная маленькая жизнь познавала мир посредством нервных импульсов, мир, который никогда не видела.
И оно вспоминало: пламя в густой тягучей темноте, сочное клацанье хищных зубов, крики ужаса; свет пляшет на стенах пещеры свой первобытный танец, то гаснет, то разгорается с новой силой; черная в сумерках кровь расплывчатой дорожкой бежит по серой земле, впитывается, стынет на валунах; страх и сбитое дыхание – прятки в ночи от стремительного голодного зверя; развороченная грудная клетка, волокна мяса, утробный рык ненасытной глотки. Шум воды, густые заросли. Свет как единственное спасение. Огонь – это тепло и хорошо, он может отпугивать хищников. Держаться света. Опасаться темноты. Опасаться яркого. Яркое – ядовито.
Вереницей картинки сменяли друг друга со скоростью молний, оставляя отпечатки в виде инстинктов и навыков. Эти осколки былой реальности не позволяли задавать вопросов, а ставили перед фактом, учили тому, что ожидает за пределами привычного мира, где нет опасностей. Оно не знало, сколько ему предстоит провести здесь, но уже понимало: этот срок ограничен, у всего есть предел.
Иные воспоминания показали ему, что оно находится внутри матери – существа, которое будет заботиться о нем, когда границы привычного мира исчезнут, и необходимо будет стать чем-то новым в обновленной реальности. Оно готовилось к этому событию, не вполне осознавая, что его ожидает снаружи.
Память подсказывала, что оно должно любить то большое, частью которого является. И с каких-то пор совершенно естественным образом стало именно так. Оно полюбило стук большого сердца, полюбило эту оболочку, пленку, воду и длинную трубку. Становилось даже грустно, что скоро этих вещей рядом с ним не станет.
Ему нравилось слушать голос, раздающийся снаружи. Спокойствие и счастье стали вечными спутниками его размышлений о том, как изменится мир, когда все случится. Оно очень хотело увидеть мать, потому что память сказала ему: когда это произойдет, все, наконец, станет, как надо. В конце концов, ради этого оно здесь.
Между тем извне слышалось: «Нет, я не хочу» и «Да, я уверена», но оно не понимало слов. Музыка материнского голоса пленяла и радовала его.
И вот, в какой-то момент, тесный красный мирок всколыхнулся. Оно подумало, что время настало, и заволновалось. Оно не ощущало себя достаточно готовым для этого. Вероятно, что-то пошло не так, кто-то допустил ошибку. Рано, слишком рано. Но как сообщить об этом?
Оно услышало крик матери и ощутило сильную боль. Что-то твердое вытаскивало его наружу против законов природы. Боль усиливалась. Оно ничего не видело и не могло издать ни звука, но всеми силами хотело увидеть и поприветствовать мать – единственное любимое существо на свете. Оно не понимало, что происходит – память не рассказывала ему подобного. Внезапно оно осознало, что жизнь покидает его, и очень расстроилось, потому что так и не увидело мать – не могло сделать того, ради чего развивалось все это время, ради чего росло и формировалось, к чему так готовилось. Оно хотело заплакать, но почему-то не могло. Не могло даже шевельнуться.
«Господи, какой уродливый… уберите это от меня!» – послышался такой знакомый голос, брезгливый и озлобленный.
Это было последним, что услышал недоношенный изувеченный младенец, прежде чем вновь стать небытием.
Мерцающие
Думаю, что дорога к звездам и их обитателям будет не только долгой и трудной, но и наполненной многочисленными явлениями, которые не имеют никакой аналогии в нашей земной действительности. Космос – это не «увеличенная до размеров Галактики Земля». Это новое качество. Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница между земной и неземными цивилизациями должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т.п., либо, наоборот, мы их опередили). Но если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?
Станислав Лем, предисловие к русскому изданию «Соляриса».
– Связь со спутником потеряна, – сообщил радиотехник и осмотрел коллег.
– Что означает – потеряна? – слегка повысив голос, биолог убрал от лица тяжелый военный бинокль.
Все члены экспедиции поочередно переглянулись между собой. Их взгляды были растеряны, но не испуганы.
– Не думаю, что это надолго, – задумчиво протянул радиотехник и продолжил настраивать приемник на нужную частоту, щелкая многочисленными тумблерами в только ему известной последовательности.
– Мы не можем связаться с орбитой? – спокойно уточнил психолог.
– Да, мы не можем связаться с орбитой. И некоторое время нам придется обойтись без указаний со станции.
– Вот так все и начинается, – разочарованно вздохнул биолог. – Сначала связь барахлит, потом кто-то пропадает… Я видел подобное в фильмах тысячу раз!
На его счету это была уже четвертая экспедиция на малоосвоенную планету системы GSR-11. Эта звездная система была открыта двадцать с небольшим лет назад, и в течение всего этого времени узнать о ней удалось катастрофически мало. Экспедиции на другие планеты, даже поверхностные, разведывательные экспедиции, обходились слишком дорого во всех отношениях. Заканчивались они, впрочем, без жертв, но и полезной информации не приносили. В этот раз все должно было быть иначе. На настоящую экспедицию правительство возлагало большие надежды. Мир нуждался в великом открытии, которое могло компенсировать колоссальные затраты на возрождение космической эры. Но потеря связи ставила успех экспедиции под угрозу.
– Только давайте без пессимистических настроений, – проворчал радиотехник.
– С чем это может быть связано? – спросил один из военных.
– Я полагаю, виной могут быть нестабильные слои атмосферы планеты. Это временное явление. В крайнем случае, у нас остается маяк.
Маяк, действительно, был. Высадившись на планету, экспедиция первым делом установила его, чтобы застраховать
