себя. Мощность маяка позволяла связаться со спутником, вращающимся по орбите Эгиды-3, при любых погодных условиях. Но в силу своих габаритов маяк не был переносным, поэтому остался неподалеку от корабля, в пятнадцати километрах от нынешней дислокации.
– Я бы не хотел никакого крайнего случая, – мрачно произнес биолог. – Если возникнет форс-мажор, возвращение к маяку займет слишком много времени.
Все это понимали. В составе экспедиции были трое ученых и четверо военных. И здесь, на чужой планете, вращающейся вокруг чужого солнца за сотни световых лет от Земли, эти семеро были совершенно одни. Поэтому даже временная потеря связи действовала удручающе. Раз в полчаса радиотехник должен был связываться со спутником и докладывать всё, включая самые незначительные подробности. Это могло бы выглядеть обременительно, если бы все семеро не мечтали услышать еще один человеческий голос, который подскажет, как поступить, и посоветует, что делать дальше, если возникли трудности. Только этот голос мог обеспечить помощь в случае поломки корабля или иных непредвиденных обстоятельств: он обладал протоколами и инструкциями, предусматривающими практически что угодно. Но экспедиция лишилась этой поддержки, и теперь каждый начинал понемногу нервничать.
Эгида-3 была открыта семь лет назад и с тех пор стала объектом постоянного, тщательного, но малорезультатного изучения. Первые наблюдения за планетой, которая была чуть меньше Земли и обладала схожими атмосферными параметрами, давали шанс предполагать наличие жизни. Возможно, даже разумной жизни. С целью выяснить это или опровергнуть на планету была послана уже четвертая экспедиция. Первые три вернулись ни с чем. Точнее сказать, кроме подробных описаний и нескольких образцов здешней флоры у них на руках ничего не было. Но никто не терял надежды обнаружить на Эгиде-3 хотя бы насекомых.
– Вы думаете, здесь действительно что-то есть? – спросил один из военных, обращаясь в первую очередь к биологу.
– Не исключено, что да. Как и не исключено, что нет. Мы слишком мало знаем об этой планете. Я надеюсь встретить здесь хоть одного представителя фауны. Если этого не случится, я отправлюсь и в пятую экспедицию. Я перерою всю планету, пока не найду здесь то, что мне нужно, – у биолога даже сжались кулаки.
Каждый раз, едва он начинал говорить об этом, его глаза загорались, а голос непроизвольно повышался. Биолог был одержим идеей поиска разумной жизни на других планетах. Много лет назад, еще до случайного открытия новой звездной системы, работая в обычном НИИ, биолог мечтал о том, что однажды люди снова начнут покорять космос, исследовать планеты, а главное – вступать в контакт с иными расами. Биолог специально прошел тяжелую подготовку к космическим перелетам. Когда все, о чем он мечтает, станет явью, он должен быть в рядах первых, кто ступит на земли иных миров. И это действительно становилось явью.
– Столь пылкие речи и нестабильные настроения могут помешать успеху экспедиции, – заметил психолог, покосившись на биолога.
Они недолюбливали друг друга. Биолог был типичным холериком – взбалмошным, вспыльчивым, порой слишком эмоциональным и непредсказуемым. Часто он вел себя, как сумасшедший ученый. Психолог же, напротив, был чистым флегматиком – спокойным и уравновешенным. Такая разница темпераментов никак не позволяла ладить между собой. Они ругались даже по мелочам. Их мнения никогда не сходились в единой точке координат. Биолог казался психологу заносчивым, нелогичным и иррациональным, а психолог казался биологу надменным и высокомерным.
– Что ты имеешь в виду? – повысил голос биолог, обернувшись только корпусом.
– То, что твоя импульсивность может привести к неверным поступкам, за которые придется платить не только тебе, но и всем остальным, – холодно ответил психолог. – А это создает некоторую угрозу успеху экспедиции.
– Мои личные амбиции не касаются никого из вас. И вообще, я отвечал на вопрос, а тебя никто не спрашивал. Так что, будь добр, не вмешивайся в чужие разговоры.
Психолог ничего не ответил, потому что его характер не предполагал соучастия в развитии конфликта. Гневно вдыхая и выдыхая, готовый к очередной стычке, биолог с раздражением смотрел на оппонента, пока не понял, что конфликт исчерпан для всех, кроме него. Тогда он вернулся к обрыву довольно резким шагом, улегся на свой наблюдательный пункт и поднес к глазам мощный бинокль, висевший у него на шее. Черт возьми, размышлял он, да меня же просто проигнорировали.
В течение сорока с лишним минут радиотехник пытался наладить прием сигнала со спутника, хаотично перемещаясь в радиусе пятидесяти метров от места привала. Военные не теряли времени зря и проверяли исправность оружия, амуницию, запасы провианта. Биолог продолжал наблюдать за долиной, расстилавшейся под обрывом, а психолог вел какие-то записи. Все выглядели весьма сосредоточенно, но этот налет уверенности в себе был искусственным. Никто не мог сидеть без дела, когда что-то идет не так. И сохранить спокойствие можно было единственным способом —заняться хоть чем-нибудь полезным, отвлечь себя. Когда же на радиотехника обращались вопросительные взгляды, полные прикрытой надежды, он лишь виновато пожимал плечами и разводил руки, вытягивая губы ниткой.
– Если связь не появится в ближайшее время, мы же не станем возвращаться к маяку, верно? – спросил биолог со своего места.
Ему никто не ответил. В экспедиционной группе не было установлено лидера для подобного случая. Каждым шагом прежде руководил человек со станции. Теперь все были равны друг другу по правам и власти и могли слушать только себя. Но все люди делятся на тех, кто управляет, и на тех, кто подчиняется. Ощущая этот раскол, члены экспедиции угрюмо посматривали друг на друга. Совсем скоро между ними встанет вопрос ребром – как поступать дальше, если связь так и не наладится? И наверняка у каждого найдется свое мнение на этот счет. Следовать указаниям со станции гораздо легче, потому что каждый подчиняется беспрекословно, и никаких бунтов и пререканий относительно дальнейших действий не случается. Теперь земляне были предоставлены сами себе. И, естественно, каждый из них имел личное мнение на счет того, что делать дальше.
– Я полагаю, нам нужно двигаться дальше, – сказал радиотехник, приблизившись. – На это есть, по крайней мере, две причины. Первая: существует такой вариант, что мы сейчас находимся в некой слепой зоне, куда сигнал со спутника не может пробиться. Если мы выйдем из этой зоны, то связь появится. Дело может быть и в атмосферных слоях, как я говорил ранее. В любом случае нам нужно сдвинуться с места, чтобы проверить.
– Ты уверен, что сам приемник исправен?
– Я уверен в своей технике так же, как и в том, что у меня на руке пять пальцев, – претенциозно заявил радиотехник. – Вторая причина более субъективна. Я считаю, мы не должны прекращать исследования из-за временной потери связи. Мы ведь взрослые люди, у нас есть оружие и все необходимые инструкции…
– Нет никаких
