— Плачет? — предположил Мезенцев.
— Пойдем и проверим. Сам-то ты как? Нормально?
Григорий махнул рукой, мол, сойдет, хотя каким образом он до сих пор держится, Мезенцев не понимал. Еще совсем недавно от здешних видов его бы свернуло пополам, а сейчас он напоминал себе того же Кондратьева — больше машину, чем человека. Трансформация личности, что называется, налицо.
Человек, как выяснилось, не плакал. Он спал, точнее, находился в состоянии, похожем на сон. Периодически все его тело вздрагивало, мышцы на краткий миг напрягались и мгновением позже расслаблялись, чтобы в итоге повторить все сначала. Видимых повреждений на его теле обнаружено не было. Ни на звуковые возмущения, ни на физический контакт (мягкий и грубый) спящий не реагировал.
— Что думаешь? — первым спросил Михаил, обращаясь к своему напарнику.
Мезенцев осмотрел энергетический контур человека, который был, безусловно, необычен, но не более того.
— Аура странная. На спящего не похоже…
— А на сумасшедшего?
— Я не видел сумасшедших, не приходилось.
— Жаль, — искренне огорчился Кондратьев, — нам бы это сейчас здорово помогло, а так… без экспертов не разберемся.
Мезенцев приложил руку к спящему телу, дождался, пока судорога повторится.
— Как камень. Сильно он напрягается. Почему?
— Масса причин. Нервный шок, мышечные судороги…, какая разница, мы на месте все равно в этом не разберемся. Нужна техника, специалисты.
— И что нам делать?
— Что и раньше. Наша задача найти девушку, не забывай об этом. Ходим, ищем, смотрим, что где произошло или происходит, ну а потом уже будем решать.
Мезенцев не стал возражать. В конце концов, он в их паре был лишь вторым номером.
Глава 10
Безмолвный свидетель
Специальному отряду ни то разведчиков, ни то диверсантов, а по совместительству еще и спасателей понадобилось порядка семи часов, чтобы осмотреть все закоулки, все помещения и прийти к следующим выводам. Выводы были не утешительны: во-первых, совершенно не понятно, что за чертовщина произошла на этом месте совсем недавно, в результате чего подавляющее большинство народу умерло неизвестным науке способом. Во-вторых, Марину Иванцову найти так и не удалось, к счастью, среди многочисленных трупов ее тоже не обнаружилось, значит, до сих пор оставалась надежда отыскать любительницу экстремального отдыха в добром здравии или, если не повезет, в каком-либо ином состоянии. В-третьих, Мезенцеву так и не удалось пока воспользоваться всем своим спектром способностей на полную катушку. Мешала аномальная окружающая среда, в которой было очень сложно работать. И, наконец, в-четвертых, среди всех выживших, кого Кондратьеву и Мезенцеву удалось отыскать, дееспособных не нашлось. Семь человек, из них двое из группы VIP-туристов, находились в пограничном состоянии между сном и явью, признаков разумной жизни не подавали и вели себя одинаково спокойно, не реагируя ни на один известный ребятам раздражитель. Следов спецкоманды, посланной на выручку VIP-туристам, также найти не удалось, похоже эти бравые парни сгинули где-то в тайге по дороге сюда.
— То есть в актив мы себе ничего записать не сможем, — ни то спросил, ни то ответил Мезенцев, беседуя со старшим товарищем.
— Получается, что так. Хотя вот по Марине еще не все ясно, согласись.
Григорий утвердительно кивнул.
— Шансов найти ее не много. От меня пользы пока никакой.
— Еще раз не пытался попробовать поработать локатором?
— Пытался, — потупил взгляд Мезенцев, — но все бесполезно, хотя, если честно, получается у меня уже гораздо лучше, чем в первый раз, но и этого недостаточно.
— В причинах не разобрался?
Григорий криво усмехнулся:
— Есть пара версий, но они слишком фантастичны, чтобы оказаться правдой.
— Не говори мне о фантастике. Есть идеи — выкладывай, нет — так не тереби мозг, не мешай думать.
— Ладно, не кипятись, просто, сейчас сам поймешь, почему мне кажутся мои идеи бредовыми. Понимаешь, во время своей последней попытки, так сказать, выйти из тела, мне показалось, что моим действиям не то чтобы кто-то мешает, такое впечатление, что вокруг, в окружающей среде, на психическом уровне самая настоящая буря.
— В смысле? Поясни, пожалуйста, что ты имеешь ввиду.
Мезенцев долго думал, как проще объяснить другу собственную мысль. Наконец, ему удалось подобрать простую и понятную аналогию, которую он и не преминул озвучить:
— Представь себя плывущим в открытой воде.
— Ну, дальше что?
— Пока вокруг тишь да гладь, ты плывешь спокойно, размеренно, не напрягаешься, где-то на спинке, где-то вольным. А теперь представь себе, что вода на море вдруг перестала быть спокойной, поднялись волны, начался шторм. Легко ли тебе будет плыть?
Кондратьев, поджал плечами.
— Смотря какие волны… Хотя, это я, а вообще…, кажется я понял, к чему ты клонишь. Ты пытаешься мне сказать, что вокруг слишком взбаламучен… эм… пси-фон?
— Ну, типа того, правда, я не знаю, как это по-научному называется. Меня, понимаешься ли, не исследовали, теоретически и практически на эти темы со мной никто не занимался. Меня сразу бросили на задание, так что я не знаком с профессиональной терминологией, но, действуя от противного, могу предположить, что в данном месте этот самый пси-фон или пси-поле находится в штормовом состоянии, поэтому мне в нем сложно работать.
Михаил понимающе кивнул. Похоже, он ни на секунду не сомневался, что озвученная Мезенцевым мысль может быть бредовой.
— Скажи, пожалуйста, — вдруг спросил он, тщательно подбирая слова, — что может явиться причиной плохого состояния пси-поля?
— Взрыв, — не задумываясь, ответил Мезенцев.
— Взрыв? Какой? Атомный, электромагнитный? Какие боеприпасы должны рвануть?
Суперсолдат всегда оставался таковым, хотя в данной конкретной ситуации Михаилу это было только в плюс.
— Ну, атомный, пожалуй, поколебал бы пси-фон, хотя, я больше чем уверен, подобных экспериментов никто никогда не проводил. Насчет же остальных боеприпасов, не знаю, не сказал бы… Боюсь, что в нашем случае рвануло что-то соответствующее…
— То есть произошел пси-взрыв?
— Именно.
Некоторое время Кондратьев переваривал услышанное. Не то чтобы идея Мезенцева его удивила, но озадачила исправно. Как человек, в течение своей жизни привыкший решать конфликтные ситуации с позиции силы, Михаил слабо представлял себе противника, да и вообще процесс, привлекший к пси-катаклизму, и уж тем более он практически не знал, что делать с врагом, обладающим таким необычным потенциалом. Кондратьев был глубоко убежден, что нет непобедимых врагов, что подобрать ключ возможно к любому противнику, самое главное, хватило бы на это времени.
