— Нельзя просить помощи в проекте, который не существует, — сказал шеф.
— Вы знали, что я передал запрос с просьбой о помощи по каналам ФБР?
— Я перехватил и аннулировал его. Этого запроса больше нет.
— А можем ли мы добиться инспекционного полета над Фермой?
— Зачем?
— Именно это я и собирался объяснить. От сарая к дому тянется туннель. Мне хотелось бы узнать, нет ли других туннелей в этом районе. У Геологической инспекции есть способы, которые позволяют обнаруживать такие вещи.
— Не думаю, что смогу попросить об этом, мы связаны по рукам и ногам. Хотя я посмотрю, что можно сделать. Должны же быть другие варианты. Ты предполагаешь, что у них под сараем могут располагаться лаборатории или что-то в этом роде?
— Да.
— Это идея. У меня есть парочка друзей в нефтяной компании, которые могут оказать нам такую услугу.
— Совет…
— Дзула! — в голосе шефа появилась предупреждающая нота. — Тебе же было сказано: не задавай вопросов на эту тему!
— Прошу прощения, шеф, — извинился Перуджи. — Просто я… просто я сильно беспокоюсь. Весь день мне хотелось убраться из этого проклятого места. Там был этот зловонный животный запах и… Это весьма отвратительное место. Хотя и кажется, что нет ни одной видимой причины для беспокойства, если не считать очевидного факта исчезновения Портера и компании.
Голос шефа прозвучал покровительственно и по-отечески:
— Дзула, мой мальчик, не нужно выдумывать трудности. Если мы не сможем заполучить в свои руки изобретение Хельстрома, касающееся управления металлургическим процессом, то дело приобретет совсем иной оборот. Тогда я вдруг узнаю, что некоторые из моих излишне усердных людей, действуя самостоятельно, обнаружили осиное гнездо подрывной деятельности. Но чтобы поступить так, того, что у нас уже есть, маловато.
— Портер и…
— Они не существуют. Забудь, что на приказах стоит моя подпись.
— Э-э… да, разумеется.
— Я могу заявить начальству, что мы имеем документ чуть поподробнее меморандума, который один из наших людей нашел в библиотеке МТИ. Я смогу поступить так, но только если буду иметь в руках убедительные доказательства, что дело касается частной разработки мощного оружия нового типа.
— Даже если мы не добудем побольше информации, они и сами придут к точно таким же выводам, что и мы.
— Вот именно! — воскликнул шеф.
Понятно. Значит, вы хотите, чтобы я объяснил это Хельстрому на открытых переговорах?
— Да. Есть ли какая-нибудь причина сомневаться, что ты не справишься?
— Я попытаюсь. Меня пригласили на завтрашний ленч. Я заставлю их поверить, что у меня за спиной мощная поддержка профессионалов, готовых не сегодня-завтра прочесать этот район, и они…
— Что ты приготовил?
— Джанверт со своей командой станут визуально наблюдать за моими передвижениями, когда я буду находиться снаружи. Внутри же у меня, скорее всего, связи не будет. Конечно, мы попытаемся применить и обходные пути — окно или что-нибудь, что могло бы послужить микрофоном для нашего лазерного устройства.
— С чего ты предлагаешь начать переговоры?
— Прежде всего, стану упирать на силы, которые могу призвать на помощь. Я признаюсь, что представляю могущественное правительственное Агентство, разумеется, не уточняя, какое именно. После этого…
— Нет.
— Но…
— Три наших агента наверняка уже мертвы, и они…
— Они не существуют — это ваши собственные слова.
— Только для нас, Дзула. Нет, ты просто скажешь им, что представляешь людей, заинтересованных в «Проекте 40». Пусть они поломают себе голову, пытаясь понять, какие силы могут стоять за тобой. Они, вероятно, убили трех наших людей… Или держат их пленниками и…
— Следует ли мне проверить эту возможность?
— Упаси Господи! Конечно же, нет! Но шансы велики, что они больше будут бояться своих подозрений о том, что нам известно. Насколько они могут судить, за тобой вполне может стоять и армия, и флот, и корпус морской пехоты при поддержке ФБР. При необходимости упомяни о наших исчезнувших друзьях, но не проявляй особой заинтересованности их вернуть. Отказывайся вести переговоры на этой основе. Нам нужен «Проект 40» — и ничего больше! Нам не нужны ни убийцы, ни похитители, ни исчезнувшие люди. Это ясно?
— Куда яснее.
И с ощущением растущей внутри пустоты, Перуджи подумал: «Что, если и я исчезну?» Ему показалось, что он знает ответ на этот вопрос, и он ему не нравился.
— Я свяжусь с нефтяниками и узнаю, что они могут сделать, — сказал шеф, — но только при условии, что это не бросит подозрения на нас. Вопрос, где именно работают люди Хельстрома, не кажется мне слишком важным.
— Что, если он откажется вести переговоры? — поинтересовался Перуджи.
— Выкладывай все карты на стол. За нами будет Совет и его силы.
— Но они же…
— Да, они могут загрести все, а нам бросят кость. Но уж лучше кость, чем ничего.
— «Проект 40» вообще может оказаться пустышкой.
— Ты сам этому не веришь, — сказал шеф. — И твоя работа — доказать то, что мы оба знаем. Пока у нас нет доказательств, у нас нет ничего. Даже если они обладают секретом, который может стать концом мира, в чем мы уверили Совет, то мы не можем ничего предпринимать, пока не имеем доказательств. Сколько раз я должен повторять это?
Перуджи потер левое колено, которое ушиб об осветительный прибор в студии Хельстрома. «Не похоже на шефа — повторять что-либо по нескольку раз. Что же происходит там, в офисе? Уж не пытается ли шеф намекнуть, что не может говорить открыто?»
— Вы хотите, чтобы я нашел удобный предлог, чтобы нам выйти из этой игры? — спросил Перуджи.
В голосе шефа прозвучало облегчение:
— Только если тебе, мой мальчик, это покажется правильным шагом.
«Кто-то находится рядом с ним, — понял Перуджи. — И этот кто-то — важная шишка. Он пользуется определенным доверием, но ему нельзя рассказывать всего. — Как Дзула ни старался, он не смог припомнить никого, кто бы подходил под эти условия. — Шеф, должно быть, прекрасно понимает, что его агент не собирается выходить из игры. Но он хотел услышать от меня это предложение. Это означает, что тот, кто сейчас находится в офисе шефа, слышал весь разговор. Скрытый смысл этого послания: Центр требует предельной степени осторожности. Звонок из верхов? Насколько же влиятелен этот Хельстром?»
— Можете ли вы сказать что-нибудь о тех мозолях, на которые мы, возможно, наступаем? — спросил Перуджи.
— Нет.
— Разве нельзя знать, не имеет ли Хельстром чисто политических мотивов? Крупные взносы в партийную кассу или что-нибудь в этом роде. А может, например, мы суем нос в дела другого агентства?
