— Мне хотелось бы стать обычным человеком. Простым, нормальным, как все остальные.
— Понимаю. А ты веришь в существование роботов, Клия?
— Нет, — покачала головой Клия. — Думаю, сейчас их нет. Может быть, когда-то они и существовали, еще до тиктаков и всяких прочих умных машин. Но сейчас… Нет, сейчас их наверняка нет. Это полная чушь.
Плассикс кивнул и символически протянул руку для прощания.
— Спасибо, что навестила меня. Время от времени мы будем вот так встречаться и беседовать с тобой. Будешь рассказывать мне о своих успехах и настроении. Вскоре все здесь может перемениться. Думаю, к этому времени ты уже будешь окончательно готова.
— А что, если я снова попрошу вас позволить мне уйти?
— Мне бы хотелось, чтобы ты была свободна, как птица, Клия Азгар. Но у каждого из нас есть долг. Как я уже тебе сказал, поначалу тебе предстоит выполнять несложные обязанности и учиться, но настанет время и для очень важных дел. Пожалуйста, постарайся это понять.
Клия промолчала, гадая: неужели Плассикс действительно ждет от нее какого-то понимания при том, что практически ничего не объясняет? «Похоже, я угодила в очередную ловушку!» с тоской подумала Клия.
Изображение в цилиндре померкло. Распахнулась дверь. За ней стоял Рок и прищурившись смотрел на Клию. Он жестами «проговорил»:
— Занятия и завтрак. Можно, я сяду рядом с тобой? Клия с сомнением посмотрела на него и жестом ответил .г — Можно.
Но думала она о Бранне, гадая, чем он сейчас занимается и, главное, с кем.
Пересадка с торгового корабля на один из гиперзвездолетов Дэниела и последний отрезок пути прошли без происшествий. Лодовик и Дэниел сидели под прозрачной полусферой колпака командного отсека. Над их головами в иллюминаторе виднелся Эос.
Гиперзвездолет автоматически вышел на близкую орбиту маленького коричнево-молочно-голубого спутника планеты. Внизу, невидимый под корпусом корабля, лежал огромный, холодный, темно-зеленый газовый гигант. Двойная звезда, вокруг которой обращались и сама планета, и ее спутник, с трудом просматривалась слева от корабля — далекая, яркая, но дарившая мало тепла на таком огромном расстоянии. Две звезды вращались вокруг общего центра, который располагался в нескольких десятках тысяч километров ниже поверхности более крупной темно-красной звезды — карлика, лишь немного превосходившего по массе солнце Трентора, но при этом в тысячу раз менее плотного. Меньшая звезда — белая — была окружена тонкой нисходящей спиралью, окрашенной в бордовый и лиловый цвета. Лодовик молча созерцал удивительное зрелище. Молчал и Дэниел.
Ни у одного робота, строго говоря, не было ни родины, ни дома. Когда Дэниел близко сходился с людьми, в их присутствии, похоже, он функционировал более гладко и эффективно. Такими людьми были Элайдж Бейли и Гэри Селдон, с которым Дэниел свел знакомство через двадцать тысяч лет после Бейли, и еще несколько человек. Однако и у Дэниела не было во всей Галактике места, которое он считал бы своим домом. Место робота — там, где он может наиболее эффективно исполнять свои обязанности. Дэниел знал, что сейчас, на некоторое время, для него таким местом, удобным и безопасным, является Эос.
Но и Трентор настойчиво звал к себе. Несчастья разразились в самое неподходящее время. Дэниел, как и всякое мыслящее существо, пытающееся проложить путь по целой вселенной противодействующих сил, порой задумывался о том, уж не восстал ли он против самой реальности. Однако в отличие от людей Дэниел не был склонен к сентиментальности и анализу туманных теорий, не имеющих под собой почвы в виде убедительных доказательств.
Вселенная не сопротивлялась. Ей просто все было безразлично. Поскольку исход, о котором мечтал Дэниел, был всего лишь одним из бесконечного множества возможных исходов развития событий и добиться его можно было только за счет невероятных и длительных усилий, было достаточно самого незначительного просчета, неверного шага, чьего-то непредвиденного вмешательства, для того чтобы возникли пресловутые «неблагоприятные» обстоятельства, которые неминуемо привели бы к полному краху всех надежд и трудов, если только эти обстоятельства не будут вовремя и надежно устранены.
Дэниел не превращал эту точку зрения в философию. И Лодовик, и Дэниел, как все роботы высокого уровня, были запрограммированы таким образом, что над подобными вещами попросту не раздумывали. Этим роботам были знакомы некоторые эмоции — основные схемы мышления социальных существ. Аналоги этих эмоций даже были выражены различными эвристическими комбинациями, однако редко проявлялись на уровне осознания — роботы просто реалистично рассматривали их наличие, не более того. Все это соотносилось с базовыми программами, непререкаемыми данностями, а уж эти программы, в свою очередь, соотносились с Тремя Законами.
Лодовик теперь был лишен этих ограничений. Он смотрел, как вырастает перед его глазами Эос, как заполняется иллюминатор картиной поверхности спутника — твердые океаны льда и метана, равнины аммиачного ила. Лодовик мыслил интроспективно. Он повернул голову к Дэниелу, гадая, о чем думает тот.
Существовало только две причины, по которым один робот мог попытаться смоделировать внутренние процессы, происходящие в другом роботе: либо для оценки действий этого робота из желания скоординировать с ними собственные действия в целях исполнения того или иного задания, либо из тех соображений, чтобы эти действия каким-то образом предотвратить. Последняя причина Лодовику была совершенно незнакома, однако он надеялся сделать именно это.
Почему-то он понимал, что с Эоса должен возвратиться без ремонта, после чего разыскать других роботов, которые противостояли Дэниелу, — так называемых кельвинистов.
— Корабль совершит посадку через двадцать одну минуту, — оповестил роботов корабельный автопилот — так, словно они были пассажирами-людьми.
На взгляд автопилота, так оно и было — другие пассажиры его компьютерной программе просто-напросто были незнакомы. Между тем уже несколько тысяч лет на этом звездолете не летал никто, кроме роботов. Ни один человек никогда не бывал на Эосе.
Почему-то Лодовику казалось, будто он куда-то вторгается и кого-то предает, но кого? Он с трудом пытался подобрать соответствующее человеческое слово. Быть может, он намеревался предать призрака, больного и изломанного, нарядившегося роботом…
Корабль медленно развернулся, спутник пропал из вида. Теперь в иллюминаторе была видна только широкая, плотная полоса ближайшего витка спирали, к которой звездолет подлетал почти вдоль ее плоскости. Здесь, близко к краю Галактики, полоса спирали выглядела бледной, размытой. Выше и ниже располагалась непроницаемая чернота. Лишь кое-где сквозь нее проступали одинокие пятнышки света редких звезд, располагавшихся ближе к плоскости эклиптики Галактики и других, далеких, находившихся намного выше. А вот другие пятнышки света, еще более далекие и тусклые, — это были уже не звезды, а другие галактики.
