Она не слышала, что говорил Д. Ж., но в её душу невольно закрались подозрения. Если они попытаются разделить её с роботами, Дэниел и Жискар сделают всё возможное, чтобы предотвратить это. Они-то никому не нанесут вреда, но охрана тут же пустит в ход оружие. Она должна предупредить это любой ценой — сделать вид, что сама отошла от Дэниела и Жискара и попросила их подождать её. Сумеет ли она?
Никогда в жизни она не оставалась без роботов. Разве она может чувствовать себя в безопасности без них? Есть ли другой выход?
Д. Ж. вернулся.
— Ваш статус героини, миледи, полезная штука. Я, конечно, убедил парней. Ваши роботы могут идти с вами. Они будут сидеть на сцене позади вас, но видно их не будет. Ради Предка, не привлекайте к ним внимания, не оглядывайтесь на них.
Глэдия облегченно вздохнула:
— Вы хороший парень, Диджи. Спасибо.
Она заняла своё место почти в самом начале вереницы, Д. Ж. встал слева от неё, Дэниел и Жискар — сзади, а за ними длинный хвост официальных лиц обоих полов.
Женщина-поселенка с жезлом, который, видимо, был символом её должности, внимательно осмотрела строй, кивнула и пошла вперёд. Все потянулись за ней.
Глэдия услышала бравурные звуки марша и подумала, уж не предлагают ли ей маршировать. Как бесконечно разнообразны и странны обычаи на разных планетах!
Краем глаза она видела, что Д. Ж. шагает вразвалку, почти неуклюже. Она неодобрительно поджала губы и пошла в такт музыке, подняв голову и выпрямив спину. Если ей никто не говорит, как идти, она пойдёт так, как хочет.
Они взошли на возвышение, и тут же из углублений в полу поднялись стулья.
Строй рассыпался. Д. Ж. слегка потянул Глэдию за рукав, и она пошла за ним.
Оба робота, естественно, двинулись следом.
Глэдия остановилась перед стулом, на который указал Д. Ж. Музыка зазвучала громче, но освещение уже не было таким ярким, как раньше. Ей показалось, что она простояла так целую вечность; наконец она почувствовала прикосновение Д. Ж. и села. Все остальные тоже сели.
Она заметила слабое мерцание силового поля, а за ним публику, несколько тысяч человек. Все сиденья в амфитеатре, круто поднимающемся вверх, были заняты. Как женщины, так и мужчины были в тёмном — коричневом или чёрном. Охрана в боковых проходах — в зеленой с красным форме. Без сомнения, так их было легко узнать. Однако, подумала Глэдия, эта форма делала их мишенью.
Она повернулась к Д. Ж. и тихо сказала:
— У вас огромное правительство.
Д. Ж. слегка пожал плечами:
— Я думаю, здесь весь правительственный аппарат с женами, мужьями и гостями. Это дань вашей популярности, миледи.
Глэдия обвела публику глазами, пытаясь разглядеть сбоку Дэниела и Жискара, чтобы просто удостовериться, что они тут, но затем решила, что от одного взгляда ничего не случится, и повернула голову. Они были здесь.
Глэдия тут же заметила, как Д. Ж. раздраженно закатил глаза.
Луч света упал на одного из сидящих на возвышении, а весь зал ещё больше погрузился в темноту. Человек встал и заговорил. Он говорил очень громко, но Глэдия никогда не слышала, чтобы голос так мощно отражался от стен. Должно быть, подумала Глэдия, он проникает в каждый уголок большого зала. Интересно, такой эффект достигается с помощью какого-нибудь диковинного прибора, которого она никогда не видела, или это просто акустические особенности зала? Она не знала, но продолжала размышлять, избавившись таким образом на время от необходимости слушать то, что говорилось.
В какой-то момент она услышала слово «шарлатанство», произнесенное кем-то из публики. Не обладай зал превосходной акустикой (если это действительно было так), его наверняка никто бы и не расслышал.
Это слово для неё ничего не значило, но, судя по короткой волне смеха, прокатившейся по залу, оно означало что-то вульгарное. Смех почти сразу стих, и Глэдия поразилась наступившей тишине.
Наверно, если уж помещение обладало такой акустикой, что слышен был каждый звук, зрители вынуждены были соблюдать тишину. И как только в зале воцарилась тишина, никто не смог и помыслить о нарушении тишины. Кроме тех случаев, когда внезапное желание пробормотать: «Шарлатанство», становится непреодолимым, предположила Глэдия.
Мысли её начали путаться, глаза закрывались. Она резко выпрямилась. Люди планеты пришли выразить ей своё уважение, и, если она заснет, они оскорбятся. Она заставила себя слушать, но это усыпляло ещё больше. Она прикусила губу и глубоко задышала.
Трое говорили один за другим, и вдруг Глэдия вздрогнула — похоже, что она всё-таки задремала, несмотря на все свои усилия, под тысячами устремленных на неё глаз, — когда луч света упал слева от неё. Д. Ж. встал. Он засунул большие пальцы за пояс и, похоже, чувствовал себя вполне непринужденно.
— Мужчины и женщины Бейлимира, — начал он, — должностные лица, законодатели, уважаемые лидеры, сограждане! Вы все слышали о том, что произошло на Солярии. Вы знаете, что мы добились успеха. Вы знаете, что леди Глэдия с Авроры способствовала этому успеху. Сейчас пора сообщить о деталях вам и всем моим соплеменникам, которые слушают нас по гипервидению.
И он стал описывать события, но в несколько изменённой форме, и, слушая, Глэдия посмеивалась про себя. О том, как он растерялся, попав в руки гуманоидного робота, Д. Ж. упомянул вскользь, о Жискаре вообще ничего не сказал, роль Дэниела была сведена к минимуму, а Глэдии — преувеличена. Инцидент превратился в дуэль между двумя женщинами, Глэдией и Ландари, в которой победили мужество и авторитет Глэдии.
Наконец Д. Ж. сказал:
— А теперь леди Глэдия, солярианка по происхождению, гражданка Авроры, совершившая подвиг во славу Бейлимира…
Раздались громкие аплодисменты, хотя предыдущих ораторов встречали довольно прохладно, но Д. Ж. поднял руки, прося тишины, и закончил:
— Леди Глэдия хочет приветствовать вас.
Луч света выхватил из темноты Глэдию, и она в панике повернулась к Д. Ж. Аплодисменты гремели в её ушах. Хлопая в ладоши, Д. Ж. наклонился к ней и прошептал:
— Вы их всех любите, вы желаете мира, а поскольку вы лицо неофициальное, то не привыкли к длинным речам. Скажите это и сядьте.
Она смотрела на него, ничего не понимая, слишком взволнованная, чтобы слышать его слова, затем встала — и очутилась перед бескрайним людским морем.
Глэдия встала и почувствовала себя совсем маленькой. Люди на сцене, даже женщины, были выше её. Она стояла, а они сидели, и всё равно были выше. Что касалось публики, застывшей в каком-то угрожающем молчании, то все и каждый в ней были, как казалось Глэдии, больше её по всем параметрам.
