Эмиграция усилилась. Пароходные и авиакомпании заламывали неслыханные цены за билеты. И тут пришло еще одно зловещее известие. Стало известно, что все страны мира отказываются принимать австралийские самолеты и корабли. И, разумеется, австралийцев тоже. Но и эта мера, как и все прочие, коснулась только бедных. Оказалось, что к этому времени все миллионеры со своими семьями и своими миллионами успели покинуть страну.
Страна, которая до сих пор экспортировала пищевые продукты, вынуждена была теперь ввозить их. Но в условиях строгого международного карантина, и это оказалось практически невозможным. Ни один корабль не осмеливался пришвартоваться в австралийском порту. Товары перегружались на лодки, которые потом не возвращались обратно. Самолеты сбрасывали товары на парашютах, не приземляясь. Проблема обеспечения питанием десяти миллионов жителей континента оказалась неразрешимой.
Конечно же, голод ударил прежде всего по самым бедным. Вспыхнули эпидемии туберкулеза, дизентерии, тифа. На улицах стали собираться толпы голодных людей, которые рыскали в поисках хлеба. Поначалу полиция легко разгоняла их. Но с каждым днем схватки становились все более частыми. Полицейские, сами не богаче демонстрантов, переходили на их сторону. Все чаще озверевшие от голода шайки убивали охранников на государственных складах и разворовывали продукты.
Крум, вспомнив о своей бывшей профессии, стал шефом полиции в Мельбурне. Целыми сутками он не возвращался домой, пытаясь справиться с бандитизмом, который становился все более дерзким. Он получил сведения, что во главе гангстерского треста, в который объединились преступники, встал прогоревший на биржевых спекуляциях Том Риджер. Крум Димов поклялся поймать этого негодяя, чтобы свершилось правосудие, пусть даже запоздалое и бесполезное.
Богачи попрятались. Они заперлись в своих противоатомных убежищах, среди гор провизии, испуганные взбунтовавшимися толпами, которые бесчинствовали на улицах. Казалось, вернулись времена троглодитов. Никто больше ни с кем не общался. Поначалу люди еще переговаривались по телефону, но когда в результате пожаров и взрывов провода были повреждены, когда прекратилась и подача электрического тока, питавшего радиостанции, они оказались совсем оторванными от мира. Казалось просто невероятным, что существовало еще какое-то подобие власти, по крайней мере ее видимость, что еще работали радио и телевидение. Но в конце концов и они прекратили свою деятельность. Никто не знал, что там произошло — толпы ли их разрушили в голодном своем бешенстве или же служащие сами покинули их.
Однажды перед Марией появился Том Риджер, словно вырос из-под земли. Как ему удалось проникнуть в ее убежище?
— Мисс Мария! — сказал он. — Я — самый могущественный человек в Австралии. Один только я могу вас спасти. Моя подводная лодка ждет недалеко от берега. Мы отправимся с вами на необитаемый остров... Как Адам и Ева... Единственные люди во всем мире... Девушка направила на него пистолет.
— Вон! — закричала она. — Убирайтесь! Он зло ухмыльнулся.
— Хорошо! Не хочешь, так подыхай здесь с голоду!
Ужас снова охватил ее и двух горничных, которых она взяла с собой в убежище.
Снова потянулись безнадежные дни. В складе с провиантом неизвестно откуда появились полчища мышей. Мука кишела червями. Зерно было изъедено жучками.
Пришел Крум, совершенно седой, и рассказал последние новости. Положение было катастрофическим. Не существовало ни власти, ни порядка. На улицах, словно дикие собаки динго, буйствовали шайки обезумевших людей. Появилось и каннибальство — сначала среди аборигенов. Но и белые не отставали от них. Вот уже неделю Крум преследовал одну шайку, которая сначала занималась промыслом чернокожих, а со вчерашнего дня она перестала проводить разницу между животными, черными и белыми людьми. Вернее, даже со вчерашнего дня он только узнал об этом. А кто знает, с каких пор они и подобные им питались таким образом? Когда он попытался их обезвредить, его полицейские перешли на сторону людоедов, а сам он едва успел спастись.
Жизнь походила на бесконечный кошмар. Продукты их еще не кончались. Хватало и мышам, хватало и им. Никто уже не смотрел на сундуки с опалами. Словно это действительно были сундуки с углем.
И вот, совсем неожиданно, как раньше Том Эму, неизвестно откуда перед ней появился Эхнатон. Попугай Кенатон, сидевший у него на плече, прокричал ей прямо в ухо:
— Падите ниц перед божественным фараоном!
— Нефертити! — изрек Эхнатон торжествующим голосом. — Я добился своей пели. Белая гибель перебросилась в Новую Гвинею. Добралась она уже до Индонезии и Новой Зеландии. А оттуда совсем недалеко до Азии, Европы и Америки. Через месяц эпидемия охватит весь мир.
Он шагнул к ней с протянутыми руками.
— Пойдем со мной, Нефертити! Мы будем одни во всем мире! Как Адам и Ева!
Вот и этот тоже — Адам и Ева!
Она отступила назад.
— Не прикасайтесь ко мне!
А он наступал на нее со злорадной, победоносной ухмылкой.
— Чудовище! — прокричала Мария.
И проснулась в холодном поту.
У ее кровати действительно стоял Эхнатон.
— Нефертити! — произнес он. — Ты должна спешить! Слишком много чужих людей появилось возле моих владений. Мы должны опередить их.
Полусонная, она оглядела комнату. И вспомнила все: как захлопнулась каменная дверь за фараоном в пороховом погребе, как чернокожие схватили ее и, не связав, принесли в эту комнату, где ей предложили пищу и медовый напиток... И потом...
Потом она заснула. Но это не был обыкновенный, здоровый сон. Никогда еще она так не спала, не видела снов таких ярких и таких навязчиво реальных.
— Чего вы хотите от меня? — сонно спросила она.
— Того, о чем мы договорились. И ты получишь за это богатство и жизнь своего брата. Насекомых, побольше насекомых...
Да, именно этого он требовал от нее. Зараженных насекомых. Вот почему весь стол был заставлен сосудами и завернутыми в марлю коробками, горшками с цветами, также обмотанными марлей.
Странный сон вновь всплыл перед ее внутренним взором, напомнив, на какое зловещее дело она дала согласие.
— Нет! — Мария попыталась встать. — Я не согласна!
— Тогда вы умрете! И ты, и твой брат!
— Лучше уж это! То, чего вы от меня требуете, — ужасное преступление!
Эхнатон долго смотрел на нее пристально, с какой-то насмешливой искоркой в глазах и с выражением превосходства, словно перед ним была обыкновенная тля. Наконец он произнес:
— В моей власти тебя заставить, сделать из тебя послушное животное, которое будет покорнее моих рабов.
