А затем?
Пылали все прожекторы. Странные тени кружили за границей освещенного конуса — огромные и крошечные, стремительные и почти неподвижные. Трупоеды. Их добыча опускалась на дно. Сумун был мертв. Передняя пара ластов, судорожно подергиваясь, втягивалась под панцирь. Две остальные еще работали, продолжая разворот, прерванный ударом снаряда. Тело рыскало, как корабль, потерявший управление. Выписывало петли. Неуклонно, с каждым витком, опускалось ко дну. За ним, раскачиваясь в водоворотах, шел бот. Сумун был чудовищно огромен — голова втрое длинней суденышка. Да, такая добыча сделала бы честь любому охотнику…
Низкий, гудящий рев пронизывал воду. Зверь был мертв, но какой-то нерв, включающий сигнал атаки, еще жил. У-у-рр… У-рр… — ревело в ледяной воде. Сумун опускался, и бот как зачарованный шел за ним.
Глор стал готовить буксир — обычно добытых сумунов вытаскивают наверх и кинографируют рядом с ботом. Тачч остановила его:
— Зачем? Дело сделано…
«Тем лучше», — подумал Севка. Зверь был поразительно похож на земного жука-плавунца. Он был в тысячу раз больше и, значит, в миллиард раз тяжелее, но плоское бронированное тело, шесть ног-ластов, голова, сросшаяся с туловищем, и гладкие, идеально обтекаемые линии тела — все было как у плавунца. И еще челюсти, изогнутые, металлически-синие, как сабли великана. Даже глаза были как у земного насекомого — сложные, из многих тысяч простых глазок каждый… Странно, жутко было Машке и Севке. Это чудовищное существо, лишенное страха, и равнодушно-злобная монтажница Тачч, убившая его неизвестно зачем. Действительно, зачем? Выследила, подманила, атаковала, едва не погибнув сама, и проводила на дно, и зачем-то отогнала трупоедов, и теперь смотрела на него с надменной скукой… Глор показал на нее глазами и прошептал:
— Кажется, Ник, я начинаю тебя понимать.
На обратном пути Тачч и Ник, которая прекрасно владела собой, говорили о работе. Обсуждали настройку большого реактора — на эту тему монтажники высшего класса могли говорить до бесконечности. Они спорили, а Глор вспоминал, что известно о сумунах. Самый крупный зверь на планете и, наверно, самый древний. Но древностями здесь не интересуются. Живет сумун очень долго — неизвестно сколько, — этим также никто не интересуется. Разрешено неограниченное уничтожение, ибо зверь нападает на субмарины. Все погибшие субмарины приписываются сумунам. Скорость при атаке — около ста двадцати километров в час. Пожалуй, все. Подозрительно мало. О черепахах наба известно во много раз больше.
«Ну, мало знаем о сумунах, — думал Глор, — и это вовсе не подозрительно. Здесь фактически нет биологов, а врачи занимаются только пересадками сознания. Медицина и биология нам без надобности, — ядовито подумал он. — Подсаженные сознания вылечивают свои тела без всякой медицины и биологии… Но почему я начал думать об этом? А! Тачч всадила второй снаряд в голову. Так расправляются с балогами, когда хотят, чтобы разум погиб вместе с телом».
«Ты становишься подозрительным, — предупредил себя Глор. — Не думаешь же ты, что у сумуна было сознание балога, как у Нурры! Кто рискнет подплыть к сумуну с „посредником“ и зачем?»
Он отбросил эту бесполезную мысль. В сущности, ему приходилось теперь передумывать заново все, что он знал о народе Пути. Ему было не до сумунов.
Его спутницы тем временем болтали о том о сем. Госпожа Тачч рассказала о новом, только что появившемся в продаже ботике для подводной охоты — «Повелителе ураганов». Глор прислушался. Новый тип ботика, оказывается, был неуязвим для сумунов. И удары о скалы ему нипочем. Но дорого, дорого… Госпожа Ник держалась безукоризненно, выглядела спокойной и доброжелательной. «Молодец», — подумал Глор. И исподволь ввернул свое, задуманное, пригласил Тачч в гости: «Вместе посидим с модельками, то да се…»
Они расстались очень довольные друг другом. Разошлись по своим виноградинам, а там — по антигравитационным кабинам. Как все космические инженеры, монтажники не могли подолгу находиться в нормальном поле тяготения — начинало ломить суставы, путались мысли. Глор едва добрался до своей кабинки, бросился в антигравитационный гамак и долго перекладывался с боку на бок, пока ломота не ушла из костей. Тогда он погрузился в спокойную, ясную неподвижность, заменяющую балогам сон.
Его поднял браслет. Часовой — у входа в коридор — предупреждал: «Гость к господам монтажникам, помещение 7-17!» Глор вскочил, поспешно натянул перчатки. Ник открыла дверь. Брякнуло оружие. Через порог переступил — нет, перепорхнул — незнакомый офицер в форме Космической Охраны, в парадном комбинезоне с золочеными изображениями лаби-лаби на портупее.
— Во имя Пути! Девять раз по девять извинений, госпожа Ник, господин Глор! Представляюсь: Клагг, заместитель начальника личной охраны его предусмотрительности командора Пути Джала Восьмого…
Он отсалютовал, подпрыгнув от избытка вежливости. Его лицо слабоумного ангела сияло.
— Польщены, — сказал Глор. — Прошу вас, мы рады…
Офицер просиял еще ослепительней и шепнул:
— К вам личное поручение его предусмотрительности…
Они растерянно присели. Они ожидали чего угодно, только не этого. А Клагг вытянулся и заговорил официально:
— Его предусмотрительность, будучи довольны вашим, господин Глор, сын Тавик, поведением при известном вам вчерашнем случае… — Он сделал паузу. — И отдавая должное мастерству вашей подруги, госпожи Ник, дочери Род, приглашает вас обоих на орбитальный монтаж в Главном доке. Что прикажете передать его предусмотрительности?
— Во имя Пути, согласен! — мгновенно ответил Глор.
— Во имя Пути, согласна! — ответила Ник.
Вопрос о согласии не более чем формальность. Командор Пути был третьим из правителей планеты. Первый — Великий Диспетчер, второй — Великий Десантник. От приглашения Великих не отказываются. Ник и Глор видели командора Пути всего раз пять-шесть, хотя принадлежали к высшей касте и закончили Космическую Академию, в которой командор Пути был почетным начальником. Да, они удостоились большой чести, но ведь, работая в сотнях километров от поверхности планеты, они безнадежно удаляются от своей цели — от специалистов, занятых с детекторами… Мысль, видимо, отразилась на лицах монтажников. Господин Клагг покровительственно улыбнулся и проблеял:
— Не сомневайтесь, господа, вы справитесь наилучшим образом! Слово космического офицера, его предусмотрительность знает вас лучше, чем вы сами. Он из-зумительно умеет подбирать свой персонал!
«По тебе как раз и видно, — подумал Глор. — Экий болван…» Между тем болван вручил им по жетону — пропуска в Главный док — и наказал сегодня же вечером, в первый послезакатный час, явиться на Космодром-3. И порхнул себе через порог, оставив Глора и Ник в очень скверном настроении. Поиски схемы перчаток откладывались на неопределенный срок.
Земля. Институт скорой помощи
К середине июня начались дожди. Грохочущие, как тяжелые орудия, летние грозы отмывали асфальт, выполаскивали больную листву городских деревьев, и они стояли молодые и чистенькие, как весною. В разгар такой грозы на шоссе из аэропорта стремительное такси попало правыми колесами на плывущий студень обочины, дернуло, завертелось, поехало боком и перевернулось на крышу. И дорога замерла. Завопили тормоза набегающих с двух сторон машин. Из сплющенной кабинки вытягивали человека в изорванном, сплошь обляпанном кровью пиджаке — понесли под навес автобусной остановки. Понесли умирать. Он уж не дышал. Но сквозь пелену дождя проскочил кремовый фургон «скорой», тормознул, перевалил через газон, разделяющий дорогу, и минуты не прошло, как «скорая» неслась обратно. Еще через десять минут грузовик техпомощи увез разбитую «Волгу» и обморочного, исцарапанного, но в общем невредимого шофера. Тем временем в кабинке «скорой» каждый делал свое дело. Младший фельдшер резал и сдирал одежду. Врач нацеливался зажимами, перехватывал кровоточащие сосуды. Старший фельдшер, собрав складками сердитое солдатское лицо, регулировал легочный автомат. Водитель гнал машину, вдохновенно удерживая ее на слое воды, покрывающей асфальт, как масло. На въезде в город ливень кончился, как оборвал, и водитель еще добавил газу. Многометровый шлейф водяной пыли тянулся за «скорой». Жалобно, тонко кричала сирена, покрывая шум центральных улиц. На перекрестках регулировщики выглядывали из-под мокрых дождевиков и свистели, останавливая движение. Последний поворот. Машина наискось чиркнула по перекрестку, вкатилась в переулок и, еще раз наддав сиреной, свернула во двор.
