Можно было категорически отказаться от использования аппарата, вызвать милицию и упрятать Галину в тюрьму лет на семь. Но сколько тогда придется торчать в этой проклятой больнице? Это для человечества безразлично, кто именно создаст действующий прототип квантового компьютера, оно собирается жить вечно. А для Андрея разница была, он хотел это сделать сам, и только сам. Шанс был огромный — никто так близко не подобрался к решению. Андрея не интересовал денежный эквивалент премии — это мелочи. Что стоят полтора миллиона долларов в сравнении с единоличным обладанием Приоритетом в этой области? Ничего. Сама по себе премия, ее вручение и обсуждение стоили большего. Это было бы доказательством превосходства Андрея над старыми академиками, у которых песок из задницы сыплется и которые продолжают работать на когда-то завоеванном авторитете. После обнародования «Нелинейной зависимости Марковича — Резнова» Андрей получит такой авторитет, что до глубокой старости сможет оставаться в научном строю за хорошие деньги. Трудно даже представить, что сможет сделать человек, единолично владеющий подобным секретом. Все человечество остановилось, застряло, застопорилось, упершись в предел быстродействия классических вычислений. И только он, Андрей, показал им дорогу к свету.
В этом было удовольствие почти сексуальное — носить титул Спасителя человечества. Но мысль о сексе вернула Андрея к необходимости принятия окончательного решения.
Можно было не сдавать Галину и не раздувать уголовный процесс. Можно было хорошенько ее припугнуть, но до следствия дело не доводить. Правда, трудно предугадать, какие меры в этом случае предпримет Галина. Человек с такой психикой может выкинуть все, что угодно. Она может от страха выкинуть прибор в окно или ночью перерезать Андрею сонную артерию. Похоже, Галина вообще до конца не осознает, в каком мире живет, поэтому напугать ее законом, о котором она, скорее всего, не имеет ни малейшего представления, просто не выйдет.
Был еще и третий выход. Оставить все как есть, делать вид, будто он лох и верит в то, что его лечат ради его красивых глаз, а не ради удовлетворения грязных желаний Галины! Останавливало одно: согласиться с этим — значит добровольно подвергнуться насилию. Это не просто пугало, это вызывало внутреннее отвращение. Ужасно. Черт бы все это побрал! Интересно, а что чувствуют проститутки во время работы? Наверное, попадаются разные, кому-то даже нравится, кто-то просто терпит, а кого-то тошнит. Но в любом случае это ужасно. Что может заставить пойти на унижение добровольно?
К сожалению, Андрей уже знал ответ на этот вопрос. Он понимал, какие условия способны толкнуть на подобное именно его. Может быть, не только его, а любого, кто хочет чего-то добиться в жизни. Что делать, если на твоем пути к желанной цели становится подлая личность, для которой ты являешься лишь устройством для удовлетворения извращенных желаний, а она для тебя — необходимой ступенью к свободе?
Тут два варианта: либо отказаться от цели, либо согласиться на навязываемые условия. Андрей стиснул зубы и твердо решил ничего не менять — главное, выйти отсюда как можно скорее. Об этом унижении никто не узнает, а сам он стерпит. Даже если Галина в открытую предложит ему переспать с ней. Хотя этого можно не опасаться — ни о какой эрекции не может быть и речи. Не возникнет она. Так что Галине придется ограничиться созерцанием его оргазма во время применения «Квантека». Пусть ее Бог судит, сволочь такую.
От принятого решения сделалось легче, Андрей разжал кулаки и вытер вспотевшие ладони о простыню. Странным образом жалость к самому себе вытолкнула на поверхность памяти номер телефона Алены. Андрей вынул из-под подушки мобильник, набрал комбинацию цифр и прислушался. Длинные гудки. Он собирался уже отключиться от линии, когда на другом конце подняли трубку.
— Да, — раздался незнакомый женский голос.
— Здравствуйте, — справившись с замешательством, ответил Андрей. — Будьте любезны Алену.
Сердце заколотилось так часто, что снова заболели ребра.
— Ее нет.
— А когда она будет, могу я узнать?
— Никогда, — ответили безразлично. — Она больше здесь не живет.
— А ее новых координат вы не знаете?
— Предполагаю. — В голосе послышалась откровенная насмешка. — Думаю, что самая точная ее координата — это подворотни Москвы. Она за два месяца не проплатила мне за комнату, с какой радости я должна была терпеть ее дальше?
— Извините… — Андрей нажал кнопку отбоя, ошеломленный таким напором.
Сердце медленно успокаивалось, боль в ребрах отступала, оставляя после себя какую-то новую, отдаленно знакомую, но давно позабытую боль. Она накатывала все сильнее, превращаясь в пугающий вал, и Андрей уже готов был мысленно произнести название этого чувства, но тут в голову пулей влетела другая мысль.
— Валька меня теперь со свету сживет, — шевельнул губами Андрей.
Мысли начали двигаться рывками, как кадры пленки в плохом проекторе. Они складывались то так, то эдак, пытаясь выстроиться в стройную ложь оправдания. Но ничего толкового в голову не приходило. Все версии казались детским враньем, придуманным по поводу двойки в дневнике. Андрей поразмышлял еще и понял, что любая ложь, даже самая изощренная, не будет иметь никакого смысла. Валька попросту не поверит, у него на все будет лишь один ответ — мол, не хочет Андрей говорить телефон Алены, скрывает, думает сам заработать премию Скотта, а его, хитрого Вальку, стратега от Бога, оставить с носом.
Андрей закрыл глаза и едва не заплакал. Он вспомнил, как в юности, еще в родном своем городе, его друзья напились на дне рождения и принялись стрелять по соседним окнам из самодельного малокалиберного обреза. Андрея с ними не было, он как раз побежал в магазин за дополнительной порцией водки. А возвращаясь назад, увидел у подъезда машину милиции.
Конечно, заходить он не стал, это ведь было не у него дома. Хотя обрез был его, он сделал его из дверного шпингалета, жгута и обрезка трубки от масляного радиатора. Плевый был обрез, но порождал жуткий грохот, зависть ровесников и странную магию силы, исходящую от любого оружия.
На следующий день Андрея вызвали в кабинет директора и прямо там надели на него наручники. Затем были целые сутки в клетке, угрозы следователя и состояние жуткой, ни с чем не сравнимой безысходности, когда хочется выть оттого, что все уже сделано и ничего изменить нельзя.
Чем тогда кончилось? А ничем. Оружейный эксперт дал заключение, что этот обрез оружием не является. Да и прав он был, от рогатки было бы больше вреда, чем от гладкоствольной плевалки, которая с пяти метров не могла пробить пальто. Всех выпустили, родители устроили хорошую взбучку, а в памяти навсегда осталось ощущение ночного кошмара, когда впереди неотвратимая перспектива тюрьмы, а в голове беззвучный крик: «Господи, зачем же я сделал это! Господи, верни все обратно!» Но вернуть ничего нельзя.
