Но почти сразу Рорик понял, что его подстерегает другая опасность. Очень скоро неведомая, но уже неотвратимая смерть настигнет всех, кто находился в городе в тот момент, когда он там появился, и Лес Бытия, точнее, часть его, относящаяся к Саратову-47, сильно поредеет. Довольно сложно найти в лесу определённое дерево, особенно если оно умеет бегать и прятаться за другими деревьями. Но если лес выжечь, оно либо сгорит вместе с лесом, либо его будет видно как на ладони, и бегай не бегай – конец один. Рорик погрустнел. Пока ещё враг его не видит, но уже через несколько часов найти его будет делом несложным. Он прикинул, успеет ли он за это время достигнуть какого-нибудь крупного населённого пункта и опять спрятаться за судьбами других людей. Просканировал пространство и выяснил, что может, если постарается.
Но после недолгого размышления решил этого не делать: где гарантия, что незнакомый, но определённо безжалостный враг не повторит однажды удавшийся фокус? Рорик бы пожертвовал многим, чтобы предотвратить смерть стольких людей, повинных только в том, что оказались рядом с ним, но он понимал, что не может сделать ничего, не обнаружив себя, а тогда под удар ставилась вся его миссия. Этим он пожертвовать не мог и, поразмышляв около получаса, решился. Был ещё один способ остаться незамеченным после того, как Удар будет нанесён: погибнуть вместе с остальными. Он мог остановить все процессы в своём организме, для стороннего наблюдателя это выглядело смертью, да это и было в некотором роде смертью. Отрицательная сторона этого способа была в том, что самостоятельно выйти из этого состояния «сна души» он не мог, обязательно требовалась посторонняя помощь. Вдобавок для входа в это состояние требовалась долгая подготовка, фактически ему уже пора было её начинать. Единственная загвоздка заключалась в том, что в текущий момент он находился в лесу, достаточно глухом по местным меркам, и было совершенно неизвестно, кто и когда найдёт его оцепеневшее тело. Но иного выхода не наблюдалось, и, ещё раз убедившись, что он не успеет быстрее, чем за полчаса добраться до ближайшего населённого пункта, Рорик нашёл полянку, сел в её центре и начал подготавливать разум и тело, первым делом выгнав из сознания страх возможного опоздания.
В эту часть леса редко заходили люди – рельеф тут был неудобный, лес – густой, дичи – немного, а ягод и грибов вообще почти не было. Если бы Рорик знал, что на этой полянке люди могут запросто не появиться ещё лет десять, он был бы расстроен ещё больше. Но он не знал и не мог узнать, к сожалению, – осенний лес стоял, наполненный гулкой прохладной тишиной, но тот, другой – лес судеб, Лес Бытия корчился вокруг, охваченный смертоносным пожаром, и прослеживание линий вероятности становилось непростой задачей. Непростой, хоть и решаемой. Будь у Рорика хоть часа два, он бы, несомненно, подобрал место, где его бы нашли и «оживили» в назначенный срок. Увы, у него не было этих двух часов. У него и двух минут не было.
Он успел. Рорик уже давно не ощущал своё тело, и сознание почти полностью погрузилось во тьму, удерживаясь только на одной, тонкой, как паутинка, мысли. И когда содрогание ткани реальности, вызванное гибелью тысяч людей, накатило на него бурлящей волной, он был готов. Просто отпустил ключевую мысль, и сознание рухнуло в наполненную густой чернотой пропасть.
Степанов услышал громкие голоса за стеной и поморщился: гости опять попались шумные. Впрочем, он уже попривык. Среди этих гостей тихих почти не попадалось. Даже совсем не попадалось. Будучи трезвыми, они ещё держали себя в руках, стараясь выглядеть цивилизованными и даже интеллигентными, как и положено преуспевающим дельцам, но после некоторой дозы спиртного тонкий налёт цивилизации слетал с их холёных лиц, обнажая звериный оскал хищных морд.
Степанов прислушался: вроде бы всё пока было в рамках разумного – разговор звучал на повышенных тонах, но до драки ещё было далеко. Но всё равно следует быть начеку: в этом была ещё одна его обязанность – следить, чтобы господа отдыхающие случайно или намеренно не причинили какие-либо увечья самим себе или друг другу. А то всякое случается. Степанов вздохнул и вышел на улицу. Морозный воздух обжигал ноздри, но этим всё было нипочём – в свете костра хорошо было видно, как молодой упитанный парень, в распахнутом полушубке и без шапки, жестикулируя и возмущаясь, наскакивал на невозмутимого собеседника, словно пытаясь скинуть его со складного стульчика.
– Да ты чё гонишь?! Я в десанте два года отбегал, полгода в Карабахе и месяц в Приднестровье, на, пока осколок не поймал! Я, блин, знаю, что может сделать пуля, а что – нет. Спору нет, эсвэдэшка – хорошая волына, но это – не бронебойное орудие, на! Двоих одной пулей ещё, может, и уложит, но двоих, машину навылет да ещё третьего – это ты, брат, звездишь. Я тебя уважаю, но ты – звездишь!
– Секач, ты моё слово знаешь – раз сказал, значит, отвечаю, – спокойно ответил сидящий пожилой мужчина, – сядь лучше и пропусти стаканчик под мясо – шашлык достойный вышел. И шапку надень – голову остудишь.
Названный Секачом молодчик присел, что-то бурча, у костра, потянулся к воткнутому в снег шампуру:
– Не, Корень, не убедил ты меня. Не бывает так, на.
– Делов-то, – донёсся меланхоличный басок с другой стороны костра, – о чём звук? Айда, типа, следственный эксперимент устроим. Пусть Санек машиной впишется, а ты, Николай, мазу потянешь, если базар твой пустым выйдет. Как, Секач, впишешься?
Санек-Секач, держа в одной руке шампур, в другой – стакан водки, озадаченно нахмурился, и простоватое лицо его отразило целую гамму противоборствующих чувств. Степанов подошёл к группе отдельно сидящих охотников и негромко спросил, изображая живейший интерес:
– О чём базар, мужики?
– Жизненная история, – отозвался один из них, двое других отозвались хмыканием.
– Корень байду толкнул только вот. Корень – это вон тот, бородатый, с карабином в обнимку сидит. – Рассказчик ткнул пальцем в сторону спорщиков. – С этого «Тигра» весь базар и начался. Корень, вишь, на него приклад и пламегаситель от эсвэдэ прикрутил, так он теперь от этой самой эсвэдэшки ничем внешне и не отличается. Ну пошла тема о снайперах да об этих винтарях снайперских, вот Корень и выдал, что как-то один киллер из положения лёжа клиента брал с такого ствола. Как машина клиентская на линию вышла, киллер всю обойму в переднюю дверцу и положил. Так клиента – навылет, шофёра – тоже, обе двери просверлило и ещё на излёте парой маслин лоха случайного насмерть приложило. Этот лох в конторе какой-то полуподвальной на другой стороне улицы чего-то там шелупонился… Говорю же, жизненная история. Так тут Санек, слышь, и взъелся: я, говорит, сам служил, знаю, чё почём. Ни в жисть, говорит, не поверю, чтобы такое могло быть – самое большее до второй двери пули долетят и встрянут. Две тушки, говорит, да ещё две двери, да и те не пустые – механизмы в них всякие – не пробьёт. А Корень – ты не смотри, что спокойным выглядит – тоже завёлся.
