В этот миг Дирксен выстрелил. И тут же бросился к воротам. Однако он успел заметить, как упал Джироламо. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно.
Несколько шагов осталось пробежать ему, несколько футов. Когда он уже держался за створки ворот, что-то заставило его обернуться.
Убитый им Джироламо стоял на пороге и целился в него. Это видение и пуля настигли его одновременно.
Остальные тоже успели выбежать из тех помещений, где они ночевали, похватав оружие. Поняв, что произошло, они пустили его в ход. Остервенясь, мужчины стреляли и стреляли в распростертое на плитах головой к воротам тело, хотя Дирксен был давно уже мертв. Прервал их отчаянный крик Модесты.
Джироламо уже не стоял, а лежал на боку, отбросив пистолет. Затем приподнялся, опираясь на правую руку. Левой он продолжал зажимать рану. Между пальцами его толчками билась кровь. Но он заговорил, и его голос, несколько хриплый, был сильным, твердым и звучным – голос, которому они все привыкли беспрекословно подчиняться.
– Сандро! Возьмешь этот труп, отвезешь в Форезе. Пусть наши повесят его перед окнами Армина. На грудь – записку: «Джироламо жив». Воззвание – отдашь. Логан! Рана смертельная, но ты сделаешь так, чтобы я прожил еще сутки. Завтра мы с тобой и Хейгом будем в Бранке. Там я проеду по главной улице, на виду у народа. Я скажу им, что уезжаю на Север, как собирался. Но вернусь. Потом вы похороните меня. Тайно. И, – он обращался уже ко всем, – вы будете молчать о моей смерти. Нужно, чтобы все знали и помнили – Джироламо жив!
Откинувшись назад, он глубоко вздохнул и, глядя на обступивших его людей, которым никогда не пришла бы в голову мысль оспаривать его слова, повторил:
– Джироламо жив! Жив, вы слышите!
Вот какую историю рассказала мне старая Сандра, сидя с трубкой у очага.
– Это случилось во времена моей молодости, когда я жила в Ангборне. Ангборн был тогда маленьким поселком на берегу озера Герта, а я там пользовалась репутацией колдуньи. – Она усмехнулась. Несмотря на годы и неистребимую привычку к курению, все зубы у нее оставались целы. – Для этого были все основания: я знала травы, умела лечить, жила одна, кормилась охотой и рыбной ловлей и хорошо разбиралась в людях. В то время ведьм уже не жгли и не вешали, а если какая-нибудь старуха плевала мне вслед, меня это не волновало.
А на другом берегу озера жил Спаркс, торговец пушниной, скандальный старикан – оттого и поселился на отшибе. Но тем не менее возле его дома часто ошивались посторонние, потому что у старика имелась молоденькая дочка по имени Аманда – хорошенькая кокетливая вертихвостка и такая щеголиха, какая только может быть в нашей глуши. Жена Спаркса давно умерла, из-за своей вечной вспыльчивости старик ни с кем не мог ужиться, и единственным человеком, кому он доверял, был Кристиан – молодой парень, охотник, очень спокойный, порядочный, я бы даже сказала, добрый, если у него в руках не было ружья. Однажды в начале лета Спаркс приехал в Ангборн и захватил с собой дочь…
Когда стемнело, девушка подкралась к дому ведьмы, чуть было не запутавшись в развешанных на столбах сетях, и постучалась. Велено было заходить. Аманда осторожно переступила порог. Они с Сандрой давно знали друг друга, но в доме у нее Аманда была впервые. Это было странное жилище, где по столам и полкам валялись пучки трав, банки, бутылки и коробки, костяные крючки и книги в толстых переплетах. Сандра что-то мешала в котелке, стоявшем на огне, и по дому стлался дурманный запах.
– Я пришла к тебе за помощью, Сандра. Я знаю, многие девушки просили у тебя это и получали.
– Любовное зелье, – сказала Сандра.
– Да.
– Верно. Только я не думала, что оно может когда-нибудь понадобиться тебе.
– Ты… ну, ты знаешь, что обо мне болтают. Будто я всем строю глазки, завлекаю мужчин, бог знает что… так я в самом деле много делаю, чего не надо бы делать… то есть ничего такого… но я верчусь перед всеми только со злости на одного, который меня не любит…
– Кристиан, – сказала Сандра.
– Как ты догадалась?
– А кто б это еще мог быть?
– Верно. Но что же делать?
Сандра сморщила нос, соображая.
– Дай подумать. Он тебя ненавидит?
– Вовсе нет. Он очень хорошо ко мне относится. Может, даже любит. Но… как сестру, что ли? Представляешь, отец уезжает и оставляет меня с ним в доме!
– Так я и предполагала. Думаю, особо сильных чар не понадобится. Ладно, сделаю я тебе любовное зелье. Только тебе придется за него заплатить. Не думай, что я жадная. Просто обычай такой – за зелье приходится платить.
– Сколько?
– Я денег не люблю. Если у тебя есть какая-нибудь серебряная побрякушка – потому что серебро бывает очень полезно при моем ремесле…
– У меня с собой сейчас серебряная заколка на платье…
Аманда отколола булавку и подала ее Сандре. Та разглядела ее, подойдя к очагу, и заодно сняла котелок с огня.
– Подходит. – Она повернулась к Аманде – высокая и крепкая против маленькой изящной дочери торговца – одна из тех женщин, что легко справляются с любой работой.
– Жди. Как только будет готово, я сама тебе привезу. А сейчас беги, пока отец тебя не хватился.
Недели две спустя Спаркс уехал в Эйлерт. Он попросил Кристиана присмотреть за домом, потому что в последние дни прошел слух, будто в окрестностях бродят каторжники, сбежавшие с серебряных рудников. А на следующий день Сандра приплыла к его дому на лодке, чтобы порыбачить. Она и раньше так делала, ничего странного в этом не было – в этой части озера действительно был хороший клев.
Кристиан был чем-то занят в доме, Аманда готовила в летней кухне обед, когда Сандра причалила к дощатым мосткам. Она с ходу подала Аманде небольшую бутылку из зеленого стекла.
– На вкус – как вино. Наливай ему сама, а то не подействует.
Тут из дома вышел Кристиан, и Аманда едва успела спрятать бутылку. Сандра и Кристиан обменялись обычными приветствиями – они были знакомы, как и все в округе. Затем уселись обедать. Сандра спросила, как здесь дела, и ей рассказали об отъезде Спаркса и слухах про каторжников.
– А как у тебя дела, Сандра? – спросил Кристиан.
Она пожала плечами, затем достала трубку и кисет.
– Мои дела не таковы, чтоб о них рассказывать… Пристойно было бы, если б священник стал болтать о делах своих прихожан? А ко мне ведь приходят по тем же причинам, что и к священнику. – Она с наслаждением затянулась.
– И что ты все время куришь? – сказал Кристиан. – Совсем тебе это не идет.
– А меня, видишь ли, не заботит, что мне идет, а что нет. У меня голова не так устроена. – Она встала. – Спасибо за обед. Пойду готовить снасти.
