— Выпил ты после речи. Как все. Полстакана.
Эркин потёр лицо ладонями.
— Это я тоже помню. Но… Женя, не говорил я никаких речей.
Женя ласково покачала головой.
— Это была замечательная речь. Вспомни.
Эркин недоверчиво посмотрел на неё. Да, это он помнил..
…Белая скатерть на полу, тарелки и миски с дымящейся картошкой, винегретом, нарезанным салом, толстыми ломтями хлеба, огурцами, грибами ещё чем-то, стаканы, чашки, жестяные кружки. Лица людей, знакомые и незнакомые сразу. Медведев и Лютыч разливают водку. Смех, шутки, сидят прямо на полу, как у ковбойского костра. Женя, Баба Фима, Зина, Клавдия и ещё какие-то женщины расставляют тарелки.
— Ну, Мороз, — кивает ему Медведев, — Давай.
— Чего? — не понимает он.
— Хозяину слово, — веско говорит Саныч.
— Речь давай, — смеётся Колька.
— Давай-давай, — кивает Антон.
И насмешливый взгляд Тима, и внимательный Гуго… и Женя, её глаза… Он взял свой стакан и увидел, как все тоже подняли стаканы, чашки, кружки.
— Люди… Спасибо вам, люди…
Горло ему перехватила судорога, и, спасаясь от неё, чувствуя, что заплачет, он залпом выпил водку, не ощутив вкуса, и Баба Фима подсунула ему огурец и хлеб с салом.
— Ты, милок, закусывай, главное, закусывай.
— Во! — Колька, выпив, крутит головой. — Душевно сказал.
— Главное — по делу, — кивает Лютыч…
…Эркин вздохнул.
— Ничего не понимаю. Всё помню, а… а будто напился.
Женя рассмеялась.
— Ты просто устал. Шутка ли — такой день. Может, пойдёшь ещё поспишь?
Эркин задумчиво оглядел свою пустую чашку, но ответить не успел. Потому что позвонили в дверь, и Алиса бросилась в прихожую с радостным воплем:
— Опять гости! Я открою! — и после щелчка замка: — Баба Фима пришла! Здрасте!
— Здравствуй, здравствуй.
Баба Фима в своём неизменном платке вплыла в кухню.
— Чаёвничаете? Ну, чай да сахар вам. Возьми-ка, Женя.
Она выпростала из-под платка руки с цветочным горшком.
— Ой, — удивилась Женя. — Фиалка?
— Она и есть, — кивнула Баба Фима, усаживаясь за стол. — Ты её на окно поставь и до завтра не поливай, пусть привыкает, — и с улыбкой посмотрела на Эркина. — С похмелья никак?
Ласковая насмешка в её голосе не обидела его. Он снова потёр лицо ладонями и улыбнулся. Да, всё он вспомнил и, что делать, знает.
— Ну, так ты, Женя, — она снова улыбнулась, — ему не чаю, а рассолу бы огуречного налила.
— Спасибо, Баба Фима, — Эркин с улыбкой покачал головой. — Похмелье тем лечат, от чего опьянел, так?
— Ну, так, — кивнула Баба Фима.
— Ну, так я ж не рассолом вчера напился, — Эркин встал из-за стола. — Спасибо, Женя. Я, — и озорно улыбнулся: — я похмеляться пойду, — и вышел из кухни.
Женя, только сейчас сообразив, что Эркин так и сидел за столом в одних трусах, смущённо покраснела. Но Баба Фима успокаивающе кивнула ей.
— Ничего, Женя, это всё ничего.
В спальне Эркин надел рабские штаны, затянул узел и огляделся в поисках тенниски. Ах да, он же её вчера ещё с утра порвал, вернее, она буквально лопнула на нём и расползлась, когда он помогал ребятам из бригады затаскивать брус и доски для стеллажа — подарок от бригады на новоселье. Да, и он тогда снял, содрал с себя эти остатки и куда-то бросил. И уже до конца оставался только в штанах, даже штанины до колен засучил. Ну, так и сегодня сойдёт.
Он прошёл в кладовку, щёлкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка. Надо будет и сюда абажур купить. Он теперь знает, как это делать. И на боковые лампы, как их, да, бра над верстаком. Ох, какой же стеллаж вчера сделали! Во всю кладовку, с верстаком… Вот он сейчас все доски и загладит рубанком. Тогда можно будет вещи разложить, пока шкафы не купят. Вчера, когда размечали и укладывали доски, так и решили. Всё разметить и подогнать, а загладит и закрепит их он сам. Вот так. И вот так.
На кухне Баба Фима, прислушавшись к звуку рубанка, покачала головой.
— Это он так опохмеляется?
Женя, улыбнувшись, кивнула.
— Ну да. Он вчера от работы опьянел. Я его впервые таким видела, — и тут же поправилась: — Ой, нет, конечно, я же видела, как он с Андреем, это брат его, работают. Он… он в работе себя не жалеет.
Баба Фима вздохнула.
— Сто тысяч по трамвайному билету, а не парень. Он ведь и выпивки не любит, и к куреву спокойный, — Женя снова кивнула, и Баба Фима задумчиво продолжала: — Индеи, говорят, во всём такие. Ни в чём удержу не знают. Ни в любви, ни во вражде. А дружок его, ну, этот, высокий, чёрный, Тимой, вроде зовут, он, похоже, тоже… характерный. Ему когда, в ту субботу делать будем?
— Да, наверное, — кивнула Женя.
Они уже говорили об этом вчера. Зина было засмущалась, стала отнекиваться, что у них-то квартира хорошая, ремонта никакого не нужно, но на неё прикрикнули, что нечего обычай ломать. Ко всем сначала присматриваются, что за люди, а если видят, что стоящие, то уж надо помочь.
— Я к ней зайду сегодня, — сказала Женя, расставляя тарелки на сушке. — Посмотрим, обговорим всё.
— Зайди-зайди, — покивала Баба Фима.
— А может, — улыбнулась Женя, — может, сейчас и пойдём?
— А чего ж и нет, день на дворе, ежели и спали, — лицо Бабы Фимы было добродушно лукавым, — то уж встали наверняка.
Женя налила и поставила перед ней чашку с чаем.
— Попейте чаю, Баба Фима, пока мы соберёмся.
— И тоже дело, — одобрила Баба Фима.
— Мы в гости пойдём? — всунулась в кухню Алиса. — К Димке с Катькой, да? И я с вами, да? Ну, мам?!
— Ну, куда же без тебя, — засмеялась Баба Фима. — Садись вот. Пока мамка с папкой одеваются, посиди со мной.
— А чего мне делать? — спросила Алиса, залезая на стул.
— Потчевать меня, разговором занимать. Ты — хозяйка, а я — гостья, вот и давай, своё дело хозяйское сполняй.
— Ага-ага, — кивнула Алиса.
Женя быстро прошла в кладовку.
— Эркин, — он сразу обернулся к ней. — Переодевайся. Сейчас к Тиму пойдём. Ему в ту субботу беженское новоселье делаем, надо посмотреть, что и как.
Женя с улыбкой, любуясь им, смотрела, как он отложил рубанок, вставил доску на место в стеллаже и подбил её молотком, выбил из рубанка стружки, смёл их щёткой с верстака и быстро подмёл пол, у него теперь здесь было своё ведро для мусора с совком и веником.
— Женя, — Эркин встал перед ней, обтирая ладони о штаны, — я думаю, клеёнки купить, застелить полки. Оклеивать их, думаю, не стоит, а застелить… пойдёт, а?
— Пойдёт, — кивнула Женя.
— Я умоюсь ещё только.
Выходя из кладовки, Эркин уже привычно щёлкнул выключателем и закрыл дверь на задвижку.
