– Мхом вы тут заросли, ребята. Сначала побриться, постричься, а потом поговорим поподробнее. Я тут у вас дня три погощу.
Он ушел, а мы, понимая его правоту, пошли приводить себя в порядок. Приняв более или менее нормальный вид, мы вдруг почувст- вовали себя по-другому, легче, что ли. Мы стряхнули с себя какую-то тяжесть, так давно прижимавшую нас к земле и не дававшую оглядеться по сторонам. Через несколько часов мы снова предстали перед Генералом, и он заговорил с нами почти по отечески:
– Похоже, что вы взвалили на себя непосильную ношу. Так нельзя. Вы уморите себя и ничего не добьетесь. Спуститесь с небес на землю. Возьмите другую тему, более осуществимую. Не доводите дело до абсурда. Не лезьте в бутылку. Я заинтересован в том, чтобы ваша лаборатория давала практический выход, а не утопала в глубоких теоретических изысканиях. Для этого существует академия наук. Но вы в их стенах и в их условиях уже работать не сможете.
Мы понимали, что он по существу прав. Но была и другая правда, наша, которая говорила нам, что мы слишком близко подо- шли к результату, чтобы отступать. Он принял наши возражения, но потребовал от нас поменять образ жизни. Когда мы и этому резко воспротивились, он сказал:
– Тогда я приказываю вам приступить к изучению иностранных языков. Сюда приедут преподаватели, и вы будете заниматься с ними. Это приказ, а приказы в нашем ведомстве не обсуждаются. Я думаю, английский и испанский языки вам подойдут.
С этим мы и ушли от него. Мы знали, что Генерал слов на ветер не бросает и от своего не отступится. Но мы не знали другого, что в этот же день у Генерала состоялась и другая встреча, которая в корне изменила его собственную судьбу, а, заодно, и нашу. Встреча проходила здесь же, в части, в гостевом домике, где всегда останавливались высокие гости, приезжавшие сюда для проверок и проведения важных совещаний.
Друзья встречаются вновь
Генерал уединился с Гостем в шикарных апартаментах, обставленных с традиционной советской роскошью: дубовая мебель, хрусталь, ковры. На столе опять стоял коньяк, а закуски сплошь состояли из продукции нашего завода: несколько сортов икры и рыба в соленом, маринованном, копченом, вареном и жареном виде.
Гость похваливал закуски:
– С этими рыбозаводами ты очень дальновидно поступил. Я тогда, много лет назад, не думал, что ты такое масштабное дело раскрутишь. Прибыль идет очень солидная и при мизерных затратах в банках зарубежных оседает, на чьих-то счетах копится, – он внимательно посмотрел при этих словах на Генерала, но тот невозмутимо жевал бутерброд с хорошим кусочком рыбки.
– Впрочем, я не об этом приехал с тобой говорить. Годы идут. Скоро мы с тобой в тираж выйдем. Хочу я под конец что-то полезное для страны сделать. Она, конечно, потом и не вспомнит об этом, но да это уж ее дело. Ты знаешь, с начала пятидесятых я все время внутренней обстановкой в стране занимался. Безобразий знаю, сколько хочешь. Почти на всех наших партийных и советских руководителей такой компромат имею, что всех их посадить хоть завтра можно. Единицы честные, но они во власти всегда временные. Или перековываются, или их оттуда вытуривают. Но на них мне, честно говоря, глубоко наплевать. Не стал бы я из-за них свою жизнь на кон ставить. Беда в другом. Во всех областях экономики развивается застой. Нет прогресса, нет роста производительности труда. Растет только одно – наше отставание от Запада. И с каждым годом все больше и больше. Причина тому одна. Экономика – это наука. Ее нельзя подстраивать под политику, а мы все этим занимаемся, и я в том числе. Двадцать лет всех тех, кто такую крамолу высказывал, сажал и пересаживал. Пора ответ держать. Напишу напоследок записку в ЦК. Пусть полюбуются. Каждому члену ЦК и кандидату тоже вручу. Кому лично, кому нарочными. Пожалуй, и членам правительства тоже. Пусть все знают, что в стране творится. Жалко ее все-таки. Сегодня ясно, как день, она и двадцати лет не продержится – развалится на почве экономики.
– Но, ведь ты знаешь, чем это кончится, – сказал Генерал.
– Конечно, знаю, – ответил Гость. При Сталине бы врагом народа объявили. При Хрущеве, скорее всего, в дурдом бы запихнули. А теперь, при Брежневе, думаю, похоронят с воинскими почестями, чтобы сор из избы не выносить. Но у каждого, кто придет на эти похороны, будет моя записка. С цифрами и фактами, не отвертишься. Припрячут, конечно, но бояться будут, особенно сам Брежнев. А вдруг за его спиной сговорятся, да и скинут. Потом где-нибудь моя записка всплывет. Капля камень точит. Давай-ка выпьем, пока есть такая возможность, не исключено, что она у нас с тобой последняя.
Они выпили, и Гость, пристально глядя в глаза Генералу, спросил:
– Ну, что не заложишь меня?
Спокойно выдержав его взгляд, Генерал твердо ответил:
– Нет. Готов пойти на это дело с тобой.
– Нет, этого, как раз, не надо. Групповщину пришьют. Толку от этого никакого.
Гость встал и заходил по комнате.
– Ты лучше уйди вовремя, чтобы оттуда, из-за кордона посмотреть, что будет. Мне, конечно, рассказать не сможешь, – он невесело усмехнулся, – но, кто знает, может, и ты найдешь способ еще одну каплю капнуть. Опубликуешь мою записку там. Вот шума-то будет. Но это только потом, когда похоронят, не раньше.
Гость снова сел и заговорил так, как будто все уже было решено:
– Даю тебе восемь месяцев и ни дня больше. Готовь коридор, уводи своих людей и уходи сам. Сделай так, чтобы никто не мог усомниться в твоей гибели. Ты мастер этого дела. Я в тебе уверен. На всякий случай больше встречаться не будем. Прощай.
На этот раз они встали и крепко пожали друг другу руки, после чего Гость ушел, не оглядываясь. Генерал остался один.
Дьявол показывает зубы
Не прошло и трех дней с момента отъезда Генерала, как в части появились два молодых лейтенанта, которые представились нам, как преподаватели иностранных языков. Мы встретили их радушно, но занятия стали игнорировать. Они бились с нами как могли недели две. Видимо, они доложили Генералу о нашем самоуправстве. Мы уже были готовы к взбучке, но Генерал рассудил по-другому. Вместо того чтобы нас ругать, он прислал к нам теперь четырех преподавателей, но женского пола и, при том, весьма привлекательных. Они победили нас. Сменяя друг друга сначала за преподавательским столом, а потом в наших постелях, они за несколько месяцев научили нас бегло говорить на английском и испанском языках. Обстановка для работы сложилась невыносимая. Ею теперь мы могли заниматься только урывками. Но, как ни странно, именно в этот момент к нам пришел настоящий успех. Ни о чем не споря и ничего не обсуждая, я снова стал подопытным кроликом. Запрограммированные молекулы вошли в мое тело и начали свое дело. Мы никому об этом ничего не сказали, а работу на время прекратили полностью.
