Непонятно ей многое, и тревожит тем.
То что вспомнилось, воспринималось уже чужим, будто та убитая как чудом наделила и памятью. Своей, а не Эрики.
Только почему ее выбрала? Может и сейчас каким-то образом воздействует и с Эрланом сталкивает? Может ее это желание, а Эра за свое принимает, как у водопада? Только нет того, что нахлынуло на нее с Майльфольмом, другое будоражит, трепет как лихорадка. И не смотрела бы на мужчину, а взгляд сам устремляется.
Майльфольма она тоже видеть не могла, и хоть обиды не было, но что-то ело внутри не за себя, за Нейлин. Хотя разобраться – какое ей дело до местных страстей, покрытых уж мхом забвения.
Однако посчитала, что разумнее держаться ближе к стражу, чем к Эрлану.
И чуть отстала, чтоб тот нагнал.
Эрлан обернулся на нее и тут же отвернулся, встретив настороженный взгляд.
Не ему ей диктовать, но все равно на душе было неспокойно и тяжело.
Он понимал, что она не знает того, что ему ведомо. Годы вне Деметры лишили ее многого, отсутствие мудрого детта и становления в дейтрине, заставили самостоятельно решать массу проблем и приспосабливаться. И сейчас, когда вернулась и право начало укрепляться, раскрываясь, многое и тревожило и воспринималось Эйорикой неверно, было непонятно, откровенно пугало ее.
В былые времена в дейтрине ей бы объяснили что, входя в возраст у девушки появляются циклы, когда организм требует свое и стремиться к зачатию. И желание будет будоражить ее, не давая покоя, пока не примет семя и не начнет растить дитя. И это нормально, и нужен мужчина. И родня бы нашла жениха.
Мудрый детт объяснил бы ей, что это заложено природой.
Мудрая традиция соединила бы их под сводами святилища, а после молодые бы на месяц поселились бы в стиппах – специальных поселениях для молодых, святых, закрытых. Где их бы никто не тревожил, не мог бы зайти. Высокий глухой забор ограждал бы от нескромных взглядов и любопытства, а страж, кому одному дано было входить на землю родового святилища, где закладывалось продолжение рода, приносил бы пищу и охранял покой пары.
Но у Эрлана не было возможности отвести Эйорику в родовое святилище. У него не было возможности даже провести обряд помолвки. Дейтрины уничтожили, святилища были единичны, стиппы разорены и осквернены.
Девушку лишили слишком многого, как их всех, и единственное что он мог сейчас, помочь ей – раскрыться, рассказать и подсказать. Мягко и осторожно приручить к себе.
Он чувствовал ее взгляд спиной, затылком, чувствовал опаску и недоверие напополам с влечением и пока не знал, как поступить, чтоб первое не увеличить, а второе не свести на нет.
Эра топала рядом с Майльфольмом, а смотрела на Эрлана и боролась с собой.
Она запуталась в собственных мыслях и ощущениях. Она не узнавала саму себя и хотела понять, что произошло с ней, когда и каким образом.
Мужчина влек ее, влек как никто и никогда. Возможно в этом дело.
Личная жизнь Эрики была, мягко говоря, никакой. Случались увлечения, как и влечения, но она всегда отдавала себе отчет в своих желаниях, как и действиях, так и в сути того, кого выбирала. Но видно, лишенная природой главного, была лишена и приложения к тому. Ни разу у нее так и не случилось быть с мужчиной. Как рок висел – то с первого момента, то в последний, что-то вмешивалось и раскидывало неудачливых влюбленных. Какая-то глупость, мелочь, но с постоянством похожим на проклятье – то звонок, то вызов, то вдруг сирена, то стук в дверь, то его выдергивали, то ее.
Смешно сказать, но в свои годы она так и была девушкой.
В свое время еще пыталась бороться с роком, но потом сдалась и боролась уже с природой, отлично понимая, что против нее спасенья нет. И принимала все как есть, уверенная что все из-за ее дефекта. У нее не было регул. Природа лишила ее возможности зачать.
В свое время мать таскала ее по врачам, но те лишь разводили руками – все в норме, но менструации нет и быть не может, и никто не мог объяснить причину этого явления.
Возможно, это и решило ее судьбу. Ее охотно взяли туда, куда женщин берут с трудом. А семья поставила на ней крест, точно зная, что она не родит ребенка и потому не создаст полноценную семью.
Но все было еще хуже, чем думала родня – она не смогла даже банального любовника завести. Даже здесь, даже с Майльфольмом, в глухом лесу один на один столько дней… и то ничего не было.
Природа смеялась над ней и убивала все надежды, рождая немотивированную злость внутри.
– У вас было, что-то с Нейлин, правильно? – покосилась на стража. Тот не смог посмотреть в глаза в ответ. Долго молчал и ответил:
– Я знаю, что виновен. Знаю, что не искуплю проступок одной жизнью, ведь сломал одним махом множество судеб. Молодым всегда кажется, что законы мира несовершенны, что взрослые чего-то недопонимают, и только с годами приходит, что не понимал именно ты. Я не оправдываюсь, но… я был мальчишкой. Из поколения в поколение моя семья служила роду Лайлох, и мне, мне вдруг доверили светлую. Девушку! Я возомнил. Сразу получив недосягаемое, то о чем представить не мог, мне показалось, что обласкан самой судьбой и могу взлететь выше… Прости.
Эра неуверенно плечами пожала:
– Я причем?
– Я сломал судьбу и тебе.
– Не думаю. Мы взрослые люди. Что было у водопада – ясно, не мое. Твоя подруга видимо через меня хотела дотянуться. Понять можно. Непонятно, почему меня выбрали. Неприятно. Марионеткой быть всегда неприятно. Но переживу, – усмехнулась невесело.
Майльфольм внимательно посмотрел на девушку:
– Ты так и не поняла?
– Что именно?
Мужчина даже остановился. Оглядел Эру и нахмурился:
– Ты не поняла, что Нейлин твоя сестра? Что я сломал судьбу тебе, ей, Эрлану, его брату и себе. И множеству других – ваших родителей, друзей.
У Эрики сердце замерло.
– Нейлин… кто?
– Твоя сестра. Старшая сестра.
Девушка потерла горло, бесцельно оглядываясь:
– Моя сестра далеко отсюда.
И смолкла.
Ну, конечно! Какая же ты дура, Ведовская!…
Все стало ясно и то, что ей втолковывали о том, что она здешняя, уже не требовало доказательств.
Эра почувствовала себя раздавленной, убитой. Хотелось сесть под дерево и там остаться. Вся жизнь, понятная и размеренная, все чаянья и переживания, она сама – все полетело кувырком и оказалась миражом.
Какого черта, кто, зачем?!…
Эра привалилась к дереву и стекла по нему, обтерла лицо руками, пытаясь прийти в себя. Мыслей не было – пустота в голове до звона. И только не понимание – почему так, кто это устроил и зачем. Знал ли Стефлер, посылая их сюда? А она сама, догадывалась, что не имеет отношения к Ведовским? И не Ведовская, а какая-то Фиг Хрен Знает Патма. Светлая, умеющая лечить прикосновением, шагающая с женихом и возлюбленным покойной сестры, которую не знает, в неизвестный ей Тоудер к неизвестному ей дяде и опекну для встречи с известными людьми.
