Бред!
Но факт.
– Эя?
Над ней склонился Эрлан, чуть сжал плечо, заставляя посмотреть на себя. Взгляд был озабочен и ласков, но именно это и добило. Эрика выставила палец:
– Не трогай меня. Не прикасайся. Не подходи. Не разговаривай, – процедила.
Она бы с удовольствием вообще ушла от всех, чтобы побыть одной, прийти в себя. Но не было возможности. И девушка понимала пока лишь одно – природа, судьба или Бог, в очередной раз лишили ее надежды, окончательно раздавили.
Она не женщина, она не дочь, не сестра, не жена. Она кто угодно – игрушка, боец, подкидыш, бедный родственник. И от этого можно бегать, но все равно не убежать.
Эрлан хмурился, пытаясь понять, что произошло. Презрительно и подозрительно уставился на стража:
– Что ты сказал ей?
– Что Нейлин – сестра, – выпалил тут же и только потом сообразил.
Эрлан сжал переносицу пальцами: понятно. Непонятно, что делать.
У него было ощущение, что он вновь теряет Эю.
"Послушай", – сжал ей чуть руки. Она тут же дернулась, как ожглась и встала:
– Держись от меня подальше, – отчеканила. – Помни, что ты мне родственник. Как -никак – жених сестры.
И двинулась вперед, стараясь получить значительную дистанцию и тем время, чтоб прийти в себя и все обдумать.
Мысли были невеселыми, да куда там – откровенно паршивыми, от них впору было вздернуться на первом же дереве.
Все ее детство и юность оказались фальшивыми – от личного номера до записей в медфайлах, от ее долга перед семьей до желаний устроить личную жизнь, от усилий быть полезной до тех переживаний, оглушающей безысходности, когда она лежала овощем в госпитале. То, что было важно, оказалось неважным, то что нужно – ненужным или недостижимым. Появился огромный пробел длинной в двадцать семь лет. И чем его заполнять, она не знала, да и не была пока готова. Ей бы принять для начала, свыкнуться, как говорят "переспать с этим фактом".
Она так много знала… но оказалось, что не знает ничего.
Она стремилась, но получилось – не к тому.
Она верила, но выходило – не в то.
Она надеялась, но было абсолютно ясно – напрасно.
Весь опыт, воспоминания, принципы, взгляды, цели, все из чего состояла ее жизнь и она сама – полетело к чертям. Она больше е была Эрикой Ведовской, та рассыпалась как древний артефакт. Но она и не стала Эйорикой Лайлох, потому что не могла стать той, о ком не имела представления.
Выходило, что она зависла меж двумя личностями и жизнями, как меж мирами, и чувствовала себя соответственно. В том, привычном и понятном ей мире она всегда держалась обособленно и ощущала себя ущербной. В этом, как оказалось родном, о котором она очень мало знает, в котором еще меньше понимает, она тоже была прокаженной, дичью для охоты. Там у нее была родня, знакомый круг друзей и товарищей, понятная работа. Здесь были лишь чужие воспоминания и рассказы о семье, которой она не знала, непонятное "право" и еще более странные сопровождающие. Там она понимала и себя и людей, как-то могла прогнозировать и анализировать складывающиеся ситуации. Здесь путалась во всем, и соображала, как тупица в логарифмах. Но этот мир оказался ее родным, а тот чужим, здесь была родной, своей, а там чужой, приемышем.
Зачем и кто это устроил? Как вернул ее и намеренно ли?
Как вернуть себя и потерянные годы, как узнать, а главное принять упущенное?
– Ребята тоже? – развернулась к Лири. Ни Эрлана, ни Майльфольма видеть не могла, кого уж что-то спрашивать у них.
Страж чуть растерялся, с полминуты соображал, о чем она и кивнул.
– Все?
– Все, – протянул, теряясь еще больше и, покосился на хозяина. Эрлан хмурился, взгляд был больным.
Здорово, – вновь отвернулась девушка. Ей представилось, что чувствует Радий или Шах, и стало смешно до колик. Она понимала, что это нервное, и ничего смешного нет. Мотнула головой, надеясь прийти в себя и избавиться от глупых хохотков. И захотелось кого-нибудь убить: взять автомат и дать очередь, или выхватить меч и рубить, рубить.
Эра с трудом взяла себя в руки. Сжала пальцы в кулак, так что ноготки впились в ладони. Потопала, нахохлившись, вперед. Не выспрашивать что-то, ни выяснять, ни знать в принципе, не хотелось.
Ей остро хотелось побыть одной. Одиночество, которое в свое время она выбрала как самую приемлемую защиту от вмешательства из вне, от всех болезненных уколов действительности, прививалось тяжело, но в какой-то момент стало привычкой. Именно одиночество давало ей комфорт, избавляя от лишних тем для переживаний, давая возможность обдумать, что-то понять и принять.
И она старалась держаться особняком от сопровождающих, но все равно посматривала в лес и с удовольствием бы сбежала, чтоб не создавать видимость, а действительно побыть одной. Еще с большим удовольствием Эра бы построила времянку прямо в этой глухой чаще и жила бы незаметно, тихо и спокойно.
Эрлан чуял неладное, пристально следя за девушкой и посмотрел на Лири, взглядом приказывая быть рядом с ней. Он интуитивно понимал, что ему пока к ней подходить не стоит, да и поговорить с ней он бы не смог, не принуждая к ответам. А именно принуждать ее и не хотелось.
Страж все понял и пристроился рядом с девушкой. Улыбнулся участливо:
– Загрустила совсем, смотрю. А что так, светлая?
Эра молчала, делая, вид что глуха и слепа, в надежде, что страж отвяжется. Но тот словно не замечал ни ее отстраненности, ни своей навязчивости:
– Понимаю, Нейлин из головы не идет. Печаль одна когда близкие погибают, а уж когда женщины… Но ты жива, и, за нее и за себя поживешь.
"Отвали!" – процедила про себя. Слова как ножом по сердцу полоснули.
Не прожить ей ни за кого, только за себя, убогую. А зачем ей жизнь? Спасибо дару или "праву" – один фиг, хоть лечить может. Да себя не вылечить. Не только у Нейлин жизнь отобрали – у ее ветки, всей женской, а видно и мужской. А ее вот на Землю за каким-то чертом отправили, то ли спасали, то ли украли, то ли насмехались. И она выжила. А зачем? Родить она не сможет, так что от ее появления дома ничего не меняется, мертвое не оживет. Разве что других вылечит – так и это утешение слабое. Непонятно, как "право" действует. Может одно лечит, а другое калечит.
Лучше б наоборот – Нейлин выжила, а не она. Вышла бы замуж за Эрлана…
Эрлан. Хорош, что говорить. Наверняка были бы они отличной парой и детишек нарожали, светлых миру прибавив. А и с Майльфольмом бы сошлась, тоже хорошо бы было. По любви, а это все прощает и все примиряет. По-любому от Нейлин больше толку было б.
Девушка покосилась на Майльфольма, но тот отвернулся, хоть и почувствовал взгляд. Он видел интерес Эрлана, понимал, что иного быть не могло, как нет и не может быть ему самому места рядом с Эйорикой. Из милости его еще в изгои не отправили, еще терпят. И что будет – тоже ясно. Эрлан не оставит девушку, добиваться станет, не так, так этак свое получит.
