И сразу стало тихо.
Огненная волна отхлынула назад, в разрушенную стену, на улицу, оставив свои зародыши, распространяющиеся по всему, что еще могло гореть. Что-то с треском упало на пол.
— Быстрее, встаем! — Сом вскочил, на ходу сбрасывая горящую куртку, а следом и рубашку, до которой огонь уже успел добраться. Остался в одной майке.
Я тоже вскочил и чуть снова не упал от невыносимой боли, пронзившей пальцы ног.
Оказывается, мои кроссовки действительно горели! Я резко содрал их вместе с кусками тлеющих носков. Бетонный пол магазина был холодным и немного унял боль в ногах.
Сам же второй этаж универмага представлял собой остатки здания после ядерного взрыва.
На месте стены, обращенной к Цитадели, теперь красовалась рваная дыра с кусками кирпича и обрывками проводов. Части пола тоже не было. Его точно срезали ножом, обнажая нижний этаж и перегородки с неровными кусками бетона на них. Стенды, прилавки, еще что-то горящее невообразимой кучей было свалено на лестнице и около нее. Вокруг повсюду валялись обуглившиеся доски, миллионы осколков, вырванные и погнутые рамы и куча всякого хлама от наручных часов до чудом уцелевшей хрустальной вазочки.
Около одного из сорванных с креплении прилавков лежал сумеречный. Вернее, его верхняя половина. Нижней нигде не было, вокруг же расплылась лужа мутной крови. В темноте, даже отражая блики огня, она казалась черной. Может, так оно и было, кто знает?
Интересно, что стало с остальными?
А Евгений Валерьевич?!
Сом побежал к опрокинутому кассовому аппарату. Только сейчас я заметил, что рядом с ним сидит Вероника, ошарашенно тряся головой. Часть ее прекрасных, длинных волос обгорела.
А мне надо было искать Евгения Валерьевича.
Взрывной волной его могло отнести куда угодно. Может быть он, как и сумеречные, находится на первом этаже под грудой свалившейся мебели и прочих вещей. Как же не хотелось думать именно так…
Я подбежал к горящим прилавкам, около которых еще до взрыва лежал Евгений Валерьевич, и ногами стал раскидывать их в стороны. Под тлеющими головешками вдруг обнаружилась почти не тронутая огнем дверь от примерочной кабинки. Я схватил ее и оттащил в сторону. Под дверью и лежал Евгений Валерьевич.
Вблизи, оказывается, он выглядел еще хуже. Здор во же над ним поиздевались. Под обоими глазами вспухли черные синяки, часть волос вырвана с корнем, оставив на голове кровавую корку, нос как-то неестественно вывернут набок и посинел. Скорее всего, сломан. Может — еще и зубов нет.
Я склонился к его груди, чтобы убедиться, что он еще жив.
Дышит.
Это хорошо, значит, жить будет. Я просто себя успокаиваю, хотя и понимаю, что все может быть совсем не так. Может, у него все сосуды внутри порваны, может, сотрясение головного мозга, и он умрет, так и не придя в сознание, а может, что еще. Мало ли от чего можно умереть?! Но человеческому сознанию нужен какой-то стимул. Стимул, который подхлестнул бы его сделать то, что, кажется, делать уже бесполезно…
— Я нашел его! Идите сюда!
Сом помог встать Веронике, и они вдвоем подбежали ко мне. Вместе мы разгребли завал вокруг Евгения Валерьевича.
Старик, оказывается, только на вид выглядел таким щуплым, а на самом деле весил довольно много. По крайней мере, мы с трудом подняли его на ноги.
— Все, пора уходить, пока все здесь не рухнуло, — запыхавшись, выдохнул Сом. — Вообще удивляюсь, как магазин не развалился сразу от такого взрыва.
— Как выбираться будем?
— Через окно, — Сом махнул в сторону широкого отверстия с торчащей из бетона железкой. — Сначала спустишься ты, Виталик. Затем Вероника. Я вам подаю Евгения Валерьевича и спускаюсь сам. Сойдет план?
Он обвел нас немигающим взглядом и тихо добавил:
— Все нормально будет. Нам главное из Краевского теперь выбраться.
— Сдается мне, что сумеречные сейчас засуетятся, — ответила Вероника. — Целого штаба как не бывало.
— Точно! — Сом направился к отверстию. — Сумку не забудьте. Она нам еще пригодится.
Я побежал за сумкой. Подхватил ее, по дороге заметив вторую половину тела сумеречного.
Сом с Евгением Валерьевичем и Вероника уже стояли около отверстия и смотрели вниз.
Подбежав ближе, я тоже смог разглядеть то, что творилось на улице.
Часть стены рухнула, погребая под своими обломи ми стоящие около машины и разворотив асфальт, дороги вокруг остались одни только воспоминания. В радиусе нескольких сот метров повсюду валялись кус" бетона и всякой горящей чепухи. Ветер играл обугленными бумажками и журналами, швыряя их от одной дома к другому. И еще — вся земля вокруг была сплошным ковром усеяна мелкими осколками стекла. Нигде не было места, где бы оно не лежало. Словно снег. И каждый кусочек отражал огонь, отчего казалось: сама земля горит.
Вместо Цитадели теперь вспухло огромное облако пыли и дыма, не давая разглядеть, что осталось от штаба игроков Зари. Дым этот поднимался вверх, в черное небо, загораживая звезды и, терзаемый ветром, отдельными кусками расплывался по городу, над домами.
— И что делать будем? — спросил я. Спускаться со второго этажа прямо на осколки и на куски бетона было бы весьма затруднительно. Я огляделся, но никаких подходящих лазеек не обнаружил. — Прыгать, что ли?
— Как говорил мой дед: хочешь летать, так научись! — произнес Сом. — Видишь вон тот кусок провода?
Я увидел. Он висел в полуметре от обвала, на краю которого стояли мы, выходя из стены и спускаясь почти до самой земли.
— Если хорошенько прыгнуть, то можно достать до него и спуститься, — сказал Сом. — Как считаешь, ты сможешь это сделать?
— Я-то ладно, а вы? Сом почесал затылок:
— Ну, вы с Вероникой можете спуститься, а потом спущу вам Евгения Валерьевича на какой-нибудь веревке и спущусь сам.
— Не забывай, что вокруг сотни сумеречных. Минут через пятнадцать все они очухаются и придут сюда, чтобы выяснить, что произошло. А с Евгением Валерьевич чем мы провозимся тут не менее получаса.
Сом задумался, а потом махнул рукой:
— Ладно, проехали. А что ты предлагаешь?
Я пожал плечами. Ситуация действительно была почти безвыходной. Кроме отверстия в стене и заваленного спуска на первый этаж других выходов не намечалось.
Но делать что-то надо было. Не прыгать же? Да еще и Евгений Валерьевич.
— Вероника, слушай, а ты не можешь, ну, как со мной, когда осколки вынимала, — я посмотрел на свои ладони. Кровь из царапин уже не шла, только чуть заметная тупая боль внутри, под кожей.
— Я ведь тоже не всесильная, — ответила Вероника. — На то, чтобы извлечь из тебя осколки, ушло чересчур много сил, теперь я вряд ли смогу кого-нибудь исцелить еще несколько дней.
