Так прошло несколько лет. И вот является ко мне Левка с Лисицей. Поздравьте их, они женятся. Оказывается, они все эти годы переписывались, каждый год виделись во время каникул… Поздравил. Даже принял приглашение на новоселье. Свадьбу-то они сыграют в Свердловске, у ее родителей, а вернувшись, будут справлять новоселье: купили себе двухкомнатную квартирку в кооперативном доме. Где-то это здесь, в районе Гавани… Вот эта улица — сплошь из новых домов. Тогда, в назначенный день, я приехал сюда, но в последний момент решил не заходить. Искренне радоваться за них я был не в силах, а портить людям праздник не хотел. Бродил перед домом, глазел на освещенные окна второго этажа. Я знал, что они живут во втором, Но — за которыми они окнами? Потом открылась балконная дверь, на балкон вышли Лисица с Левкой, их гости… Я стоял в темноте, под деревом, и хорошо слышал ее голос, ее смех. С тех пор уже больше трех лет прошло…
— Какой номер? — спросил таксист.
— Тридцать четыре. Вон тот, пятиэтажный… Здесь, спасибо.
Я вышел из такси. Что же все-таки могло у них случиться? Ладно, сейчас узнаю.
Глава вторая, до некоторой степени детективная
Нет, слава богу, волосы она не покрасила. В передней было полутемно, свет падал из комнаты через открытую дверь и золотым сиянием отражался от ее головы.
Но лицо ее не сияло. Слабо улыбнувшись, она пожала мою руку, провела в комнату, усадила в кресло и сразу сказала:
— Левушка исчез.
— То есть как это «исчез»? В каком смысле?
— В самом буквальном. Ушел из дому и не вернулся.
— Давно?
— Уже три дня.
— Ну, это не так уж много… Я хочу сказать, что это еще не безнадежно…
— Нет, это очень много. У нас так никогда не бывало.
— Он не пьет? Не пристрастился к этому делу? Ты прости, Лисичка, но, чтобы предпринять какие-то шаги, мне надо быть в курсе… С художниками это, знаешь, случается.
— Это случается не только с художниками. Но Левка к вину совершенно равнодушен.
— А к картам?
— Это исключено. Ты же его знаешь.
— Время меняет людей.
— Левка скорее из тех, которые способны изменить время. Он всегда полон замыслов, ему всегда некогда. Краски и книги, книги и краски. Он просто не понимает людей, способных зря растрачивать целые часы…
— Может быть, внезапная болезнь?
— У него бычье здоровье.
— Это все — до поры. От болезни никто не гарантирован. Кроме того, возможен несчастный случай.
— Мы с его мамой были на «скорой», обзвонили справочные всех больниц. Даже в морги ходили.
— Документы у него были с собой?
— Да. Паспорт, билет Союза художников и пропуск Публичной библиотеки.
— А деньги?
— Угу. Не очень много, но были.
— Действительно, странная история. В котором часу он ушел?
— Около девяти вечера. Я еще, помню, говорила ему, что магазин работает только до девяти.
— В милицию ты сообщила?
— А что ты подозреваешь? Убийство? Неужели ты думаешь, что вот так, среди бела дня…
— Во-первых, ты только что сказала, что это было вечером. В девять сейчас уже совсем темно. А во-вторых, я не хочу предполагать ничего худого. Но согласись, Лисичка, что, ежели человек выходит из дому со словами: «Я скоро вернусь» — и не появляется трое суток…
— Левушка не говорил: «Я скоро вернусь», — тихо произнесла Лисица.
— Неважно, это я — к примеру… Если человек идет в ближайший магазин.
— В магазин? Не думаю. Вряд ли…
— Ты ведь сама только что говорила!
— Ах, ты про это. Да, он собирался в магазин, и я его поторапливала. Но это все было примерно за полчаса до его ухода.
— А что же произошло за эти полчаса?
— Мы поссорились, — совсем уж шепотом призналась она.
— И вместо «скоро вернусь» он сказал, что никогда не вернется?
— Не надо острить, Тарзанчик, мне очень плохо.
— Извини. Постараюсь воздержаться.
— Но ты прав, он сказал, что уходит… совсем…
— Давай называть вещи своими именами. Иначе я ничего не смогу понять. Он тебя бросил?
Она молча кивнула головой.
— Вот оно что… Тогда милиция здесь, действительно, ни при чем.
— Почему же? Мы сообщили. Его мама сказала, что надо сообщить в милицию. Ведь он же исчез, понимаешь. И сегодня мы им звонили. Но в милиции тоже пока ничего…
— А все-таки? Как там реагировали?
— Они говорят, что «исчез» и «не ночевал дома» — это не совсем одно и то же. Нет, говорят, закона, предписывающего человеку всегда ночевать дома.
— Тоже верно.
— Верно-то верно, да мне от этого не легче.
— Что же ты, Лисичка, сразу мне не сказала, что вы с Левкой… что он тебя оставил?
— Ты не спрашивал. Ты все спрашивал про другое — про водку, про документы…
— Да… Видишь ли, мне просто в голову не приходило. Левка мне казался типичным однолюбом. И в твоем голосе мне слышалось огорчение, слышалась тревога, а вовсе не ревность.
— Ревность?
— Я говорю «не». Не ревность!
— Не ревность — к кому?
— Откуда же мне знать, Лисица? Мы столько лет не виделись! Я вообще говорю, в смысле — «шерше ля фам». Или это ты тоже исключаешь?
— Никакой «фам» ты тут не «нашершишь».
— Да, да, — подхватил я, — ведь «Левка к женщинам совершенно равнодушен». Так?
На этот раз мне не влетело за попытку сострить: Лисица даже не заметила, что я перефразировал ее слова о вине.
— Если в этом замешана женщина, — сказала она, — то найти ее очень просто. Это женщина по прозванию Лисица. Я очень глупо вела себя.
— Ты? Знаешь что, расскажи мне лучше все по порядку. А я постараюсь не сбивать тебя вопросами.
— Хорошо. Я в тот день затеяла стирку, а Левку попросила сходить в магазин. Он сказал, что пойдет, но все не мог оторваться от какой-то книжки. А я кипела-кипела, злилась-злилась, сдерживалась-сдерживалась…
— Ну?
— Ну — и взорвалась в конце концов. Зашла к нему в комнату уже взвинченная… Он-то, оказывается, совсем уж собрался идти, ему полстранички оставалось до конца главы, он дочитывал стоя, а я, понимаешь, увидела, какой у него беспорядок в комнате, и понесло меня. Ругалась, ругалась, пока не довела человека.
— Что же ты сказала ему?
— Разве не все равно? Об этом даже следователь в милиции не спрашивал.
Я молча пожал плечами.
