Репортаж продолжался – теперь телезрителям напоминали историю предыдущих убийств, – но Джонни уже набирал номер. Он с трудом крутил диск, в голове у него шумело.
Из гостиной вышел Герберт и с недоумением посмотрел на сына.
– Кому это ты?
Джонни остановил его жестом, прислушиваясь к гудкам. На другом конце провода сняли трубку:
– Графство Касл, управление шерифа.
– Будьте добры шерифа Баннермана.
– Кто его спрашивает?
– Джон Смит из Паунала.
– Подождите, пожалуйста.
Джонни повернулся к экрану и увидел Баннермана таким, каким он был сегодня днем – в меховой куртке с капюшоном и шерифской нашивкой на рукаве. Ему было явно не по себе, хотя он довольно стойко отбивался от наседавших на него репортеров. Баннерман оказался широкоплечим мужчиной с высоким лбом и темными вьющимися волосами. Очки без оправы придавали ему довольно странный вид.
– Мы прорабатываем разные версии, – сказал Баннерман с экрана.
– Алло. Мистер Смит? – раздался в трубке голос шерифа.
Опять это странное чувство раздвоенности. Баннерман находился в двух местах сразу. В двух временах, если на то пошло. На миг у Джонни все поплыло перед глазами. Не дай бог пережить такое. Словно ты на ярмарке и катаешься на подвесной карусели или съезжаешь с русских горок.
– Мистер Смит? Вы меня слышите?
– Да, слышу. – Джонни проглотил комок в горле. – Я передумал.
– Молодчина! Чертовски раз это слышать.
– Только не знаю, сумею ли я вам помочь.
– Понятно. Что поделаешь, волков бояться – в лес не ходить. – Баннерман откашлялся. – Меня с позором выставят из города, если узнают, до чего я докатился: обращаюсь за помощью к ясновидящему.
Джонни слабо улыбнулся.
– Добавьте: опозоренному.
– Вы знаете заведение «У Джона» в Бриджтоне?
– Найду.
– Давайте встретимся там в восемь?
– Что ж, можно.
– Спасибо, мистер Смит.
– Не за что.
Джонни положил трубку. Герберт пристально смотрел на сына. В гостиной светился экран, мелькали заголовки местных новостей.
– Он что, звонил тебе?
– Да. Сэм Вейзак сказал ему, что я, возможно, сумею помочь.
– А сам ты как думаешь?
– Не знаю, – ответил Джонни, но голова немного отпустила.
Он опоздал на пятнадцать минут. Ресторанчик «У Джона» был, похоже, единственным заведением на Главной улице в Бриджтоне, которое еще не закрылось. Снегоочистители не успевали убирать сугробы, на дороге в нескольких местах образовались заносы. Завывал ветер, на перекрестке двух автострад, 302-й и 117-й, раскачивался светофор-мигалка. У входа в ресторан стояла полицейская патрульная машина с золоченой надписью на дверце: «Шериф графства Касл». Джонни поставил свою машину рядом и вошел в ресторан.
Баннерман сидел за столиком, перед ним была чашка кофе и порция «чили»[12]. Телевизор ввел Джонни в заблуждение. Баннерман оказался не просто крупным мужчиной, а настоящим гигантом. Джонни подошел к нему и представился.
Баннерман встал и пожал протянутую руку. При виде бледного, измученного Джонни, утопавшего в просторной куртке, он подумал: Этот парень болен. Долго он не протянет. Только пронзительно голубые глаза Джонни были удивительно живыми – они смотрели на Банермана в упор с острым, нескрываемым любопытством. Когда Джонни пожимал руку шерифа, тот испытал странное ощущение; позднее он назовет его выкачиванием. Потом это ощущение прошло.
– Рад, что вы приехали, – сказал Баннерман. – Кофе?
– Спасибо.
– Хотите «чили»? У них тут потрясное «чили». Мне, конечно, не стоило бы его есть из-за язвы, но не могу удержаться. – Он заметил удивление на лице Джонни и улыбнулся. – Я понимаю, такой с виду здоровяк – и вдруг язва. Не вяжется, да?
– От болезни никто не застрахован.
– А вы, черт побери, молодец, – сказал Баннерман. – Почему вы все-таки передумали?
– Из-за сообщения в теленовостях. О девочке. Вы уверены, что это тот самый тип?
– Он. Тот же почерк. И группа спермы.
В ожидании официантки Баннерман разглядывал Джонни.
– Вам кофе? – спросила официантка.
– Чай, – сказал Джонни.
– И порцию «чили», – добавил Баннерман. Когда официантка ушла, он продолжал: – Доктор говорит, что, взяв в руки вещь, вы иногда можете определить, откуда она, кто ее владелец и все такое прочее.
– Бывает, – улыбнулся Джонни, – например, я всего лишь пожал вам руку, а уже знаю, что у вас есть ирландский сеттер по кличке Рыжий. Знаю, что он стар, начал слепнуть и вы подумываете, не усыпить ли его, только не знаете, как объяснить это дочке.
Баннерман уронил вилку в «чили» – шлеп! – и с разинутым ртом уставился на Джонни.
– Ну и ну, – сказал он. – И вы это из меня сейчас вытянули? Только что?
Джонни кивнул.
Баннерман пробормотал, покачивая головой:
– Одно дело, когда тебе рассказывают о чем-то таком, и совсем другое… и вас это не выматывает?
Джонни удивленно посмотрел на Баннермана. Никто прежде не задавал ему такого вопроса.
– Вы правы. Выматывает.
– Да как же вы узнали? Ну дела!
– Послушайте, шериф…
– Джордж. Просто Джордж.
– Ладно, тогда и меня зовите Джонни, просто Джонни. Так вот, Джордж, того, что я не знаю о вас, хватит на пять томов. Я не знаю, откуда вы родом, где окончили полицейскую школу, кто ваши друзья, где вы живете. Я знаю, что у вас есть маленькая дочка, ее зовут вроде бы Кэти, но немного иначе. Я не знаю, ни чем вы занимались на прошлой неделе, ни какое пиво предпочитаете, ни какую телепередачу любите большие всего.
– Мою дочку зовут Катрина, – тихо произнес Баннерман. – Ей, кстати, девять лет. Мэри Кэт была ее одноклассницей.
– Я хочу сказать, что мои… мои способности в общем-то ограничены. Из-за мертвой зоны.
– Какой мертвой зоны?
– Откуда как бы не доходят некоторые сигналы, – пояснил Джонни. – Я совсем не улавливаю названия улиц и адреса. С цифрами тоже сложно, хотя иногда я могу их назвать. – Официантка принесла Джонни чай и «чили». Он попробовал «чили» и одобрительно кивнул Баннерману. – Вы правы, вкусно. Особенно в такой вечер.
– Наваливайтесь, – сказал Баннерман. – Настоящее «чили» – моя слабость. Но уже после первой ложки язва закатывает мне жуткую истерику. А я ей говорю: иди ты знаешь куда… И давай наворачивать.
Они замолчали. Джонни принялся за «чили», а Баннерман с любопытством разглядывал его. Смит мог, конечно, узнать заранее, что у него есть пес по кличке Рыжий. Джонни мог также разузнать, что Рыжий стар и почти ослеп. Пойдем дальше: если ему было известно имя дочки, он запросто мог ввернуть эту фразочку: «…ее зовут вроде бы Кэти, но немного иначе», чтобы изобразить некоторую неуверенность. Но зачем? И откуда возникло это цепенящее, ни на что не похожее ощущение, когда Смит пожал ему руку? Если тут и надувательство, то очень высокого класса.
