В недолговечности здания, построенного по «новому слову», сомнений нет. Это вытекает из убеждения, что построено оно не теми средствами, которые пригодны для строительства. Ими можно лишь разрушать. «Хрустальный дворец» топором не строят. Не тот материал. Хрупок. Насилие, безмерное, уведет в сторону от намеченной цели, от «хрустального дворца». Не случайно у Достоевского в «Преступлении и наказании» хрустальным дворцом именуется трактир. Это символ. Символ того, что для нового общества, все понижающего, трактир и есть хрустальный дворец. Стремились к дворцу — пришли к кабаку: к понижению ценностей и к поголовному пьянству. Вот результат насилия.
Достоевский убежден, что люди сбились с пути. Ярко эта мысль выражена в выборе эпиграфа к «Бесам». Это отрывок из «Бесов» Пушкина и строки из Евангелия. Из первого следует: не тот путь, сбились, водит нас кто-то, нечистый, «по сторонам», а не вперед ведет. Во втором выражена надежда на временность «бесовства». Одумаются. При виде негативного результата.
В способности одуматься Достоевский, однако, сомневался. В письмах 1871 года Н. Страхову писатель говорит, что могут не понять истинные причины негативных результатов, обнаружат причины второстепенные и выдадут их за главные. И повторят все снова.
Цель и результат не совпали. Очень велика цена. Очень велики издержки. Издержки — гибель невиновных. Лизавета, попутно убитая Раскольниковым, никому зла не приносила. Ее убийство — это символ всех невинно загубленных. В «Бесах» цена и издержки равны. Там лишь одни издержки. Гибнут только невиновные. Лизавета же — первая поправка к отточенной, «как бритва», казуистике Раскольникова. Но такова логика пути: идешь на хищника, вынужден бить и честного. К тому же Достоевский не уверен, можно ли к хищнику-то подходить с его же методами.
Причина того, что результат не похож на цель, в том, что цель была недостаточно четко разработана, а для ее достижения были выбраны ошибочные средства.
Раскольников говорил, что если б кто-то мешал Наполеону начать карьеру, то будущий полководец убил бы его, не задумываясь. Возможно. Ибо нередко, как кто-то сказал, «великие кажутся нам великими, потому что мы сами стоим на коленях». Дело, однако, в том, что, по Достоевскому, ложен сам принцип, согласно которому ради добрых дел можно временно (для начала) творить зло. Вступивший на путь зла не сможет искупить его. А кроме того, не сможет сойти с этого пути. Начало — основа всего. Искупить же не сможет по той причине, что «вычет», плюс и минус, не пригоден, когда дело идет о человеческих жизнях. Тысяча здесь не больше одного.
Опять же, главная беда, однако, в том, что вкусивший крови, покончив с «ростовщицами», может приняться за «лизавет». Трудно остановиться.
Методы Раскольникова, по Достоевскому, возможны лишь при помутнении рассудка и совести, «когда цитируется фраза, что кровь освежает» [[6, 348]. Тогда же возникает и идея об 110 и 910 человечества — «идея ужасная».
Таким образом, по Достоевскому, неверные посылки, тактика без стратегии не способны изменить жизнь к лучшему.
Понимают ли, однако, это сами социалисты, нигилисты? Они, по Достоевскому, разные — есть честные и есть бесчестные. И понимают по-разному. Достоевский говорит о тех и о других.
Нигилисты показаны Достоевским на разных уровнях. Раскольников, Петр Верховенский, Иван Карамазов — разные нигилисты. Иван Карамазов и Ракитин — также не одно и то же.
Первый серьезный нигилист — Раскольников. У него как носителя определенной социальной идеи есть свои особенности.
Немногословен, действует в одиночку. Сам вырабатывает план, сам его осуществляет. Руководитель и исполнитель в одном лице. Всю ответственность берет на себя. Его эксперимент в определенном смысле — на себе. Ибо он проверяет свою теорию своими действиями. Физически он убивает другого, но духовно себя. Его преступность видна сразу. Не сразу заметен его эксперимент над своей совестью.
У Раскольникова искренние, честные, хотя и извращенные, намерения. На первый взгляд, его размышления о низости людей кажутся человеконенавистничеством. Но только на первый. В отличие от либералов, Раскольников не любит человека вообще, но он способен на сочувствие к человеку конкретному. Он искренне переживает трагедию Мармеладовых, он сочувствует всему несчастному и ущербному. У него конкретная, а не абстрактная любовь к человеку. И убивает-то он ради конкретных людей. И убивает конкретного человека. Тут уж поправка к его человеколюбию. Но на преступление он идет от любви к людям.
Раскольников способен задумываться над своими действиями, оценивать их, склонен к самоанализу. Ему не присуща категоричность суждений. Он способен колебаться (а следовательно, думать). Колеблется до эксперимента (совершать или нет) и после него (донести или нет). Его сбивают с ума люди, хладнокровно убивающие других. «Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, — а стало быть и все разрешается. Нет, на этаких людях, видно, не тело, а бронза!» [6, 211]. Эти лишены мучений. И он как бы завидует им.
Итог романа — Раскольников как будто убеждается в ложности своего пути. Вот последние строки. «Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомство с новою, доселе совершенно неведомой действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен» [6, 422].
При чтении романа ожидалось, что Раскольников будет вести себя в остроге так же непримиримо, как, скажем, Орлов. Но этого не получилось. Раскольников смирился. Показав тем самым, что он способен задуматься над негативным результатом.
Другой нигилист — Петр Верховенский. Суетлив, хитер, пронырлив. Многословен. Но того, что на уме, не выскажет. Образован не менее Раскольникова, тот не доучился, этот окончил университет. Активен до предела. Ума большого нет, но есть большие способности обделывать дела. Через четыре дня после прибытия в город — везде свой. Он не борец-одиночка. Организует людей. Для того и активность. Перекладывает на этих людей черную работу. Но кое-что берет и на себя. При убийстве Шатова стреляет сам. Это руководитель, но частично и исполнитель. Так сказать, «играющий тренер».
Умеет любую ситуацию обыграть в свою пользу. Он не способен кратко выразить свои мысли. Но и из этого извлекает выгоду. Умышленно говорит много, чтоб посеять мысль о своей естественности. И расставляет сети. Умеет подчинить себе других. Его ум в разладе с нравственностью. И работает на разрушение.
