Мы бы, конечно, не стали обращаться к вам по поводу такой мелочи; но в полости микроавтобуса, тщательно замаскированной, было найдено вот это. — И с этими словами Ференц Молнар достал из ящика и положил на стол два каких-то документа.
Фрау Шуман взяла их в руки, раскрыла оба на первой странице и прочитала:
— Oberstleutnant Genneke; Major Bortman. Офицерские удостоверения личности бундесвера. Эти ваши задержанные не объясняли, откуда у них эти документы?
— Сказали, что купили на базаре в Загребе. Трофеи боснийской войны.
— Они их никак не могли купить ни на каком базаре. Истребитель-бомбардировщик 'Торнадо', пилотом которого был подполковник Геннеке, а штурманом — майор Бортман — был сбит огнем сербской зенитной артиллерии в небе над Крагуевацем в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое марта, то есть ровно неделю назад.
— Вот именно поэтому мы и попросили ваше начальство прислать кого-нибудь, кто бы смог разобраться в этом деле. Вы же не признали потерю своего бомбардировщика?
— Официально самолет разбился во время учебного вылета в Баварии. Экипаж погиб.
— Он действительно погиб?
— Ференц, ну откуда мы знаем? Сербы пока не сообщают о пленных в Красный Крест.
— То есть пленные у них уже есть?
— Ференц, если идет война, то пленные всегда есть. Мы достоверно знаем о четырех пилотах, захваченных югославами, и предположительно — о трех, взятых в плен формированиями боснийских сербов, которых мы не признаем.
— То есть потери вы несете?
— Господин Молнар, насколько я помню, Венгрия тоже какое-то отношение имеет к Североатлантическому блоку. Следовательно, потери несем МЫ.
— Ну, Венгрия в этой войне не участвует…
— Это вам только кажется. Есть решение разместить у вас вспомогательную авиацию блока — разведчики, заправщики…. Сегодня второе апреля? Ну вот, через недельку и вы сможете насладиться участием в войне на Балканах…. Не все ж немцам отдуваться одним. Ладно, когда можно будет переговорить с этими двумя… 'коллекционерами'?
— Сегодня утром их перевезли из Капошвара в Будапешт; сейчас я распоряжусь, и их доставят в мой кабинет. А пока — не желаете ли позавтракать? Вы же, по расчету времени, выехали чуть ли не до рассвета?
— Да, в четыре утра. В семь были в Праге, в десять — в Братиславе, в Будапешт въехали в двенадцать. Гонка сумасшедшая! Я бы выпила чашку кофе, пару каких-нибудь бутербродов, стаканчик апельсинового сока. Вы сможете это создать из воздуха, Ференц?
— Ну, я не волшебник…. Но сейчас все будет. Вчера, когда главный советник Ковач звонил вашему шефу, я почему-то подумал, что вы приедете в Будапешт голодной. Это уже традиция…
С этими словами советник Молнар вышел из кабинета — и через три минуты вернулся, торжественно неся перед собой поднос, закрытый белоснежной салфеткой. Поставив поднос на стол, он артистичным жестом сдернул покрывало — и перед глазами фрау Шуман предстало восхитившее ее зрелище.
— Боже, Ференц, как это мило! Что вот это в горшочке?
— Токань вадас модра. Тушеное мясо по-охотничьи.
— Ага. Прелестно! Так, в кофейнике кофе, сливки…. Это как называется?
— Текерч еш тейсинхаб — фруктовый рулет со взбитыми сливками.
— И мне одной все это предстоит съесть?
— Увы, такова ваша доля.
— Ференц, вы желаете погубить мою фигуру. Ладно, я пока перекушу, а вы распорядитесь, чтобы задержанных белорусов доставили сюда. Сколько вы еще можете их держать?
— Ну, если честно, то предъявить им какие-то обвинения мы не имеем возможности. Паспорта у них в порядке, 'торнадо' они сами однозначно не сбивали, да если бы это было и так — доказать мы это не можем. Привлечь их можно лишь за контрабанду — и то, основания крайне хлипкие. В лучшем случае, административный арест на двенадцать суток и штраф.
— То есть вы их отпустите?
— Безусловно. Занесем в картотеку, изымем предмет контрабанды, может быть, поставим запретительный штамп на въезд — но отпустить, конечно, отпустим. Нет состава преступления.
— А вот с точки зрения немецкой юстиции — очень даже есть. Мы сможем еще сегодня… нет, уже завтра утром — выслать вам запрос на экстрадицию, и у себя сможем их вдумчиво поспрошать.
— По обвинению?
— По подозрению в убийстве немецких граждан. В конце концов, у них найдены документы немецких офицеров.
— Не пройдет. По официальной версии, офицеры погибли во время тренировочного вылета.
— Ференц, вы вообще за кого?
— Я — за истину.
— Хм… Ладно, предположим. Но ведь мы вовсе не обязаны говорить всю правду этим задержанным?
— Не обязаны.
— Ну, так мы их запугаем!
Старший советник Молнар скептически посмотрел на фрау Шуман, покачал головой, вздохнул.
— Что это вы вздыхаете так вызывающе, Ференц?
— Сейчас вы все поймете сами, милая Юля…. А вот и задержанные!
В кабинет Молнара вошел офицер в форме полиции, вместе с ним — двое в штатском; за ними, закованные в наручники, вошли двое молодых мужчин славянской внешности, в потрепанной одежде, в новых, но изрядно грязных кожаных куртках.
— Ференц, скажите охранникам, чтобы подождали за дверями.
Один из задержанных с удивлением взглянул на молодую женщину, властно распоряжающуюся в кабинете венгерской Службы национальной безопасности, и при этом говорящей на хорошем русском языке.
Охранники вышли. Фрау Шуман обратилась к арестантам:
— Прошу вас, господа, проходите, садитесь. Мне нужно с вами побеседовать.
— А нам — нет. — Один из задержанных дерзко посмотрел в глаза фрау Шуман и повторил: — Нам нет нужды с вами разговаривать. Мы требуем консула России!
— У вас белорусские паспорта. — Мягко напомнил грубияну советник Молнар.
— В условиях отсутствия в данной стране представителя белорусских дипломатических служб — обязанности по защите прав белорусов несут представители российского дипломатического представительства, — как по-писаному, изложил все тот же дерзкий тип.
Второй задержанный рассудительно добавил:
— Вам что, лишние проблемы нужны? В железа нас заковали, сторожат, как преступников… Короче, давайте консула, и будем закругляться. Нам вам сказать нечего.
— А вы знаете, что я здесь представляю власти Федеративной Республики? — в запале бросила фрау Шуман.
— Вы здесь, дамочка, представляете дешевый спектакль, 'А вот мы вас сейчас атата по попе!' называется. И больше ничего. Вы хоть знаете, что значат венгерские визы в наших паспортах? Это значит, что мы вверяем себя попечению венгерских властей, а они, в свою очередь — гарантируют нам безопасность пребывания в их стране. Венские протоколы надо было бы вам почитать…
