магистраль, что ведет ввысь. О нет, это дорога в ад.
Иван не смог разобрать другие слова.
Ветер задул с новой силой и все звуки слились в диком стоне и свисте надвигавшейся бури.
Город заносит песком. Вечный прилив. На улицах царит запустение. Автобусные, троллейбусные, трамвайные маршруты ведут к заводам, которых давно уже нет. Плакаты вдоль дороги рекламируют лучшую жизнь и продают барахло. Здания без окон и дверей зияют черными дырами. Тысячи пустых глазниц следят за Иваном. Школа, детсад, поликлиника, торговый центр, жилые дома. Одинаковые микрорайоны тянутся до самого центра. В большинстве из них давно нет ни воды, ни электричества. Многоэтажки превратились в семейные склепы. В квартирах валяются книги, фотографии, детские игрушки, мебель и трупы.
Городской парк с аттракционами выглядит скверно. Карусели покрылись ржавчиной и скрипят на ветру. Всюду ямы, камни, разрывы. Зал игровых автоматов, «Дом вверх дном», «Комната страха» и «Замок с приведениями» рассыпаются в прах, но все еще ждут новых клиентов. В торговых павильонах лежат сувениры, одежда и обувь, пляжные аксессуары, сумки и рюкзаки.
На площади у кинотеатра валяется памятник миру. Скульптуры людей несут на руках земной шар. Прикрытое трауром лицо женщины лежит на плече мужчины и плачет. На постаменте граффити: проклятия и молитвы.
Gott ist tot.
Отче! Прости им, ибо не знают, что делают!
Иван едет дальше.
Колеса автомобиля скребут по асфальту. Старая резина протерлась до корда. За целую вечность, что прошла с момента покупки машины, он так и не смог найти время поменять шины. Сделать что-то маленькое, никому ненужное, кроме себя самого. Впереди всегда маячила главная цель. Работа. Казалось здесь больше нечем заняться. Он обязан работать. Иначе все поглотит чувство вины.
Иван пробовал вспомнить, что же ему нравилось в жизни, но в голову лезли лишь глупости. Вкус сладкой ваты, книги, разговоры шепотом. Важное куда-то исчезло, высыпалось из карманов вместе с острым, скрипучим песком, который поднимался все выше в небо, готовясь накрыть город огромной пыльной тучей.
В конце улицы он заметил двух мужчин и женщину. Они рыскали по всему кварталу в поисках еды и припасов. Худые, грязные, в струпьях на коже. Больше не люди. Крысы на груде стекла от разбитой витрины продуктового магазина. Их засушенные голоса подстать ветру. Бессильное бормотание.
Женщина заметила машину и выбежала из тени подворотни на улицу под палящее солнце. Она потянула к Ивану свои худые, длинные руки: ветки мертвого дерева. Еще чуть-чуть и они сломаются под натиском ветра. Иван остановился и заглянул ей в глаза. Она не смутилась, даже не подумала отвести взгляд, только придвинулась ближе.
Безумная.
Одержимая.
Чудовищно уродливая.
Счастливая.
И это – последнее – вывело Ивана из оцепенения.
Он отдал ей остатки воды и собачью еду.
5
Больница едва уцелела в недавнем пожаре. Большое обгорелое здание без рам, без крыши. Трещины и тёмные провалы на стенах. Все вокруг покрыто чёрной коростой.
Люди и вещи исчезли.
Ветер поет.
Эти странные, одинокие стоны будто пришли с другой стороны. Трубадур запустения и развалин метет пыль и пепел по вспухшей земле. Он вроде как рад, что все здесь погибло. Теперь у него есть с чем играть.
Иван бросил машину на парковке для персонала и прошел через пост охраны в приемное отделение.
В зале ожидания пахло дымом и гарью. Пол в пятнах крови. На стойке регистратуры разбросаны документы. Смотровые завалены мусором. В шкафах и ящиках пусто. Ни лекарств, ни шприцов. Все разграблено и следы преступления исчезли в пожаре.
Он прошел по узкому коридору в глубь здания и замер у входа в центр сканирования и картрирования головного мозга. Левое плечо предательски дернулось. Дыхание сбилось. Иван опустился на колени и провел ладонью по остаткам скамьи у стены. Пальцы покрылись сажей. На оплавленном металле остался след. Четыре неровные полосы, будто шрамы на теле.
Здесь он впервые встретил Алису.
В тот день Владивосток номер 1 оторвался от земли и направился к звездам, но через несколько минут после старта разрушился и взорвался. Обломки корабля упали на город. Жилой квартал рядом с побережьем оказался охвачен огнем. Несколько зданий рухнули, похоронив под собой сотни людей.
В морге нет мест. Солдаты приносят тела и бросают их вдоль стены.
Все столы в центре сканирования и картрирования головного мозга завалены мертвецами. Врачи пробуют вытянуть из них хоть какую-то информацию.
Иван снял перчатки и швырнул Радость-17 на пол. Он не знал, что еще можно сделать. Труп маленькой девочки никуда не годился. Затылок расплющен, мозг вытекает наружу. Она умерла навсегда.
Коллеги пялились на него отовсюду. Если на них не смотреть, то они вовсе будто исчезли. Здесь только шорохи-скрипы и далекий-далекий, едва различимый гул океана.
Себя так легко обмануть.
Мелатонин, серотонин, адреналин, тестостерон, прогестерон. Эта реальность никогда нереальна.
В лаборатории пахнет кровью, плотью, металлом. Вентиляция не работает. Старые аккумуляторы, едва держат заряд. От солнечных батарей ночью нет проку.
Он больше не может дышать этим смрадом. Ему нужна сигарета. Он взглянул на часы. Была полночь. Самое время сходить распечатать последнюю пачку.
Он вышел в коридор и какое-то время стоял в тишине.
Сигарета тлеет сама по себе, но вонь табака не спасает.
Руки по локоть в крови, от одежды смердит мясом и гарью.
Он закрыл глаза и на секунду отключился.
Кто-то плакал во тьме.
Всхлип.
Стон.
Задержка дыхания.
Выдох.
Снова всхлип.
Тихие, сдавленные матюки.
Он огляделся по сторонам и увидел девушку в грязном, кровавом, но все еще желтом платье. Вся в мелких ссадинах и порезах, посыпана пеплом. Она сидела на скамейке ожидания у стены смотровой и баюкала на весу свою обожжённую руку. Другой рукой она крепко держалась за сиденье скамейки. Её сломанные ногти царапали обивку. Костяшки пальцев на сжатом кулаке побелели.
– Эта часть больницы закрыта для посетителей. Вам лучше вернуться в приемное отделение.
– Там нет мест. Все врачи заняты.
Шепот. Почти шорох.
Сухие, потрескавшиеся губы.
Блуждающий взгляд, который избегает зрительного контакта.
– Здесь может находиться только медперсонал.
Она выдохнула, а затем, набрав в легкие как можно больше воздуха, сказала ему и всей этой чертовой больнице:
– Я жду уже десять часов. Гребанных десять часов, доктор! Хотите человечину с кровью на ужин?
Алиса протянула ему увечную руку.
И не то, чтобы она сказала что-то уж слишком мерзкое для слуха Ивана, но он почувствовал в себе это. Нечто безумное, готовое согласиться на предложение. Ведь никто не узнает. Ненависть, скука, страхи, сомненья, ложь и молчанье. Все сгорит под прямыми лучами звезды ровно в полдень, когда тени исчезнут и человечество вымрет.
Он открыл смотровую и принялся искать обезболивающее. Так проще бороться с кошмаром. Работа всегда помогает. Это единственное, чем здесь еще можно заняться. Иначе все поглотит пустота. Краем глаза он видел с каким трудом девушка встала со скамейки. Она сделала шаг и едва не упала. Глубокий вдох. Задержка
