в сторону горящего в ядерном пожарище города и только сейчас заметил сумрак на кухне. Электричество пропало. Дима метнулся к ящику и переключил освещение на солнечные панели, так заботливо установленные отцом, когда тот хозяйничал здесь и был жив и полон сил. Дима не успел мысленно отблагодарить папу за прозорливость. Под беззаботный свист инвертора индикатор показал половинный от нужного ток (гамма-излучение повредило кристаллы на крыше, снизив их мощность и ресурс). Но, несмотря на теперь уже неполноценные панели всё же их должно было хватить для нормальной жизни на пару лет. Лампы торжествуя, осветили пустую кухню. Резкая тревога за пропавшую любимую поглотила мысли.
Катя уже стояла снаружи. В толстом свитере на морозе как статуя, зачарованная своим скульптором, она вперилась в дымную шапку, уничтожившую всё живое. Напоминая о прошедшем по округе жаре, вода закапала с крыши. Шапки снега на хвойных лапах заметно поредели. Дима подошёл и положил ладонь на плечо, желая забрать Катю обратно в дом, как вдруг услышал свист. И тут же в уши ударил молот. Раскатистый грохот сотряс округу, забренчало стекло, и сосны, качнув ветками, сбросили окончательно снежные комья.
Гром стих, вокруг воцарилась тишина. Белая пелена падающего снега проглотила каждую капельку звука. Молчаливые стволы, не ожидавшие напасти, продолжали раскачивать колючими ветвями, возвещая о смерти целого мира, где наивные люди думали, что смогут и дальше ходить, спать, есть, работать, любить и просто трахаться, чтобы жить. Даже необычная для зимы весенняя капель, замолкла на много секунд. Тишина забрала мирное время и водрузила сверху повисшую над человечеством неопредёленность.
Страх и трепет поддержал далёкий вой перепуганной собаки. Дима посмотрел на часы:
– Прошло две сорок… значит…
Катя сглотнула слюну:
– Звук проходит три километра за десять секунд. Мы учили на агитпроде…
– Почти пятьдесят километров. – прикинул Дима. – Это хорошо. Это очень далеко.
– Не заденет… – Катя начинала дрожать сильнее. – Свою дозу от гамма-вспышки мы уже получили: минус лет пять от жизни, наверное… И если ветер снесёт пепел от нас, значит, мы в порядке…
– Не совсем! – возразил Дима. – Осталась последняя опасность.
– Какая? – Катя поёжилась:
– Люди! – заявил он. – Сейчас повалят из города! Их будет сотни тысяч. Те, кто уцелел… Они будут с ожогами, голодные и очень злые.
Дима направился в сторону погреба, где отец хранил винтовку. Промасленный свёрток стоял внутри большого сейфа. Рядом с “мелкашкой” висели два арбалета и с десяток луков. Всю эту амуницию отец держал, для турниров по реконструкции древних сражений. “Деды воевали”, – любил посмеиваться над своим увлечением отец.
“Довоевались…” – пронеслось в мозгу.
Дима заставил Катю взять в руки винтовку. Умение придёт с навыком, но Кате следует знать, как защитить дом от мародёров.
Страшное слово – мародёр, когда обессилевший, голодный человек перестаёт быть и ощущать себя человеком. Забывает о законе и собственных обязательствах. Перед лицом голодной смерти превращается в безответственное животное, готовое вцепиться в глотку ради жилья и пищи. Зимой особенно.
В аптечке Катя нашла лекарства и вколола ему и себе по ампуле. Ещё проглотили по две капсулы. Уколы и капсулы тешили надежду ослабить гамма-воздействие. К ночи огонь печи согрел дом, и они легли. Но уснуть не вышло, Дима каждую секунду бегал глазами по потолку и готовился к нападению, держа винтовку у постели. Катя вжималась в его живот и хлопала прослезёнными глазами:
– Ты помнишь эту тишину? После волны?
– Да.
– Мне тогда показалось, что больше ничего нет. Ни работы, ни агитпроды, ни Барбары, ни Ирен с Джорджем… Города, наших домов… Все они исчезли… Хорошо, мама с папой это не увидели…
Катя болтала всю ночь, вспоминая знакомых и памятные места, дрожала от озноба, хотя в доме было тепло; прижимаясь, вытирала мокрые щёки о его плечо и вспоминала, как Дима увёз её:
– Ты спас меня… Ты спас…
Дима не сопротивлялся. Плач любимой помогал держаться настороже. Но ночь прошла спокойно.
В следующие три дня за деревьями гудела техника. По трассе в сторону города шли колонны гусениц с дулами, ковшами и без. Обратно, прижимаясь к обочине и хлюпая в грязи, колесили легковые автомобили с беженцами. Но больше всего гражданских шло своим ходом. В натянутых наспех нелепых куртках, шубах и тёплых штанах они шагали по ещё не замёрзшей разбитой траками колее. На фоне грязной дороги, опушки и чистого снега их фигурки казались очень несчастными.
Дима выходил на широкую веранду, держа винтовку наизготовку, и просто следил за движением, давая понять, что настроен серьёзно. С дюжину беженцев завернули к дому и попросили воды. Дима строго приказал им пить снег.
Пока шли их короткие переговоры, Катя, уже наученная стрелять из арбалета, пряталась за окнами с оружием в руках. Когда путники уходили, уговаривала помочь:
– Так ведь нельзя, Дим…
– Угомони своё человеколюбие, – приказал он. – Если хочешь остаться в живых, не подпускай никого ближе десяти метров. Хорошо, солдаты сюда не суются. На нас нет браслетов. А у них, похоже, приказ реагировать, прежде всего, на сигнал.
***
На четвёртый день с противоположной стороны от дороги, из угрюмого сосняка вышли четверо. Мужчина и три женщины. Они, пригибаясь, подбежали к дровняку и изредка стали выглядывать в поисках неведомой опасности. Спустя час нелепых пряток Диме надоело их соседство. Он отпустил предохранитель, собираясь прогнать непрошеных гостей. Катя натягивала тетиву (она уже уверенно держалась с древним оружием), как вдруг вгляделась в беженцев и ахнула:
– Это Джордж, Ирен!
Катя бросила арбалет и выбежала. Навстречу показался молодой тучный мужчина:
– Кассандра, вы?!
За ним выглянули остальные. Изнеможённый холодом квартет хромал и боязливо бегал взглядами по округе.
Дима согласился их принять, но с условием: ненадолго; запасов еды им с Катей хватало лишь на двоих. В тучном Джордже угрозы он не увидел: очкарик казался слишком нерешительным. Барбара и Ирен по всему отчаялись найти помощь. Хуже всех выглядела девушка – Мэгги.
Когда уселись на кухне, Дима понял, что взгляд его не обманул: Мэгги (Барбара постоянно поддерживала девушку) жила в какой-то прострации и словно чумной зверь жалась к старшей подруге. Очевидно, девушка пережила шок. Впрочем, остальные выглядели ненамного лучше, после суток брожения по лесу они оттирали замёрзшие ладони и сутулились от свалившихся тягот; один Джордж держался и делал вид, что доблестно защищает вверенный ему судьбой коллектив.
Катя шепнула на ушко, что все гости из той самой агитпроды, которой руководила Хельга. Но о бывшей жене Дима спрашивать не решился. Пока Катя жарила картошку, компания медленно уплетала катин супчик, затем, когда хозяйка присела рядом, гости начали свою историю.
Джордж рассказал, как ровно за сутки до катастрофы Хельга с Хедгаром организовали корпоратив. На пикник собралась вся агитпрода в домиках Барбары и её соседки Мэгги (Барбара звала девушку – Ритой).
– Это в коттеджном посёлке. Там у
