— Сначала был один, — ответил Коля, — а сегодня ночью она еще одного, родила. Тайком от меня, потому что это не мой ребенок!
— Ясно. — Я вмешался в этот пустой разговор. — И какой же из них твой, а какой чужой?
— Совершенно очевидно, — ответил Коля. — Справа мой, а слева чужой.
— И почему?
— Разве неясно? — спросил Коля. — Справа мой, а слева ихний.
— И как же ты их различаешь? — спросила моя жена Нианила.
— У него мой голос проклеивается.
Клава наклонилась к кроватке, взяло того младенца, который плакал пронзительнее, обнажила полную грудь и дала ее мальчику. Тот сразу замолчал и зачмокал.
Второй заплакал еще громче.
— Прекрати кормить узурпатора! — закричал Коля. — Корми моего ребенка.
Он даже протянул руку к жене, чтобы оторвать младенца от ее груди, но Нианила встала между ним и кормящей материю и сказала:
— А ну-ка погляди на кроватку. Разве ты не видишь, что она правого взяла, того самого, которого ты за своего держишь.
— Разве? — Коля находился в шоке. Руки его тряслись и взор блуждал. — Вы так думаете, тетя Нила?
— Я уверена, — сказала моя жена. — И думаю, что хватит устраивать здесь базар. У тебя родились два близнеца, ты их различить не можешь, оба — точная твоя копия, а ты смеешь кричать на жену!
— Это точно… — Коля потерял боевой пыл, но окончательно не сдался. — А когда же… где он вчера был?
— Вчера он из нее еще не вышел, — сказал я. — В медицине такие случаи известны.
Я лгал, но лгал во спасение. Я понимал, что младенцы не виноваты. И Клава не виновата, и Коля не виноват. Тут действует какая-то внешняя сила.
Коля стоял посреди комнаты и думал.
Клава, которая уже смирилась со своим положением, откормила первого близнеца и взяла из кроватки второго.
— Нет, — вдруг согласился Коля. — Мне их не отличить.
— У них даже родинок нету, — сообщила Клава умиротворенным голосом кормящей матери. Коля подумал и вновь огорчился.
— Но ведь тогда, значит, одного нам подкинули?
— А кто-нибудь заходил? — спросил я.
— Ну если бы кто-то к ним заходил, — вмещалась моя супруга, — то мы бы услышали. Наша лестница скрипит сильно.
— Скрипит, — согласился Коля. Он посмотрел на меня испытующе. Его глаза были красными от недосыпа и огорчения. — Значит, бывают случаи, что второго недосмотрели и он с опозданием родился?
— Мы принимаем это как рабочую гипотезу, — сказала моя жена голосом секретаря обкома.
И как-то все сразу согласились.
Мы сидели на стульях в комнате, смотрели на младенцев, которые заснули, и говорили вполголоса, чтобы их не потревожить.
Никто из нас не верил, что второй младенец родился с опозданием на пять дней, а Клава этого не заметила. Она сама признавала: «Если бы во сне, все равно бы схватки были, без боли не бывает».
Ну ладно, размышлял я, допустим, кто-то подбросил младенца, ловко подбросил, незаметно. Но почему точно такого же? Где он его раздобыл?
— А что, если… — сказал я. Потом осекся. Но все уже смотрели на меня. Пришлось продолжать. — А что, если ты его, Клава, сразу родила. С самого начала их двое было. Но потом его отнесли в палату, где новорожденных держат, а отдать забыли. Вот теперь спохватились — видят: лежит лишний ребеночек. Они стали проверять — получается, что твой, Клава. Вот они с перепугу и подкинули его незаметно. Чтобы скандала не было. Ведь это страшный скандал — в младенцах обсчитаться, тут выговором не отделаешься. У нас каждый советский человек на счету.
— Не очень мне кажется твоя теория, — сказала Нианила. — Но другого пока нет.
— Есть, — вернулся к старой версии Коля. — Есть, если это плод супружеской измены.
— Ну, Коля! Ну не сходи с ума! Ну что ты несешь! — Мы все накинулись на Колю, и он окончательно сдался. Казалось бы, дело утряслось. Нет, ничего подобного. Ведь мы живем не в вакууме, мы живем в человеческом коллективе. И коллектив уже приходил поздравлять Клаву с родами, коллектив убедился в том, что младенец родился в одиночестве. Ну как теперь убедишь свекровь и других родственников?
— Они потребуют документы, — сказала Клава. — Они же не лучше моего супруга, даже в некоторых отношениях хуже его. Они меня будут упрекать в супружеской измене, вот увидите.
— А мы им документ! — сказал я.
— Какой еще документ? — удивилась Нианила Федоровна. — Где ты найдешь документ о том, что младенцев было двое? Ведь младенец был один!
— Надо проникнуть, — сказал я, — проникнуть и подменить документ. С происхождением младенца мы сами разберемся: куда нам спешить? А вот что касается документации, то без нее не обойтись.
— И что же вы предлагаете, дядя Семен? — спросила Клава.
— Немедленно идти в больницу, в регистратуру родильного отделения, и изменить там число младенцев, — сказал я. — Хорошо еще, что вы в ЗАГСе ему имя дать не успели.
— Тогда пошли, — сказал Коля. — А то стыда не оберешься. Как на службу вернусь, не представляю!
— Может, лучше дождемся ночи? — спросил я.
— Нет, — сказала Нианила, — сейчас вы открыто придете, а ночью надо красться, как воры, и еще в милицию попадете.
Мы оделись и пошли в больницу. По дороге Колей овладела странная надежда, что мы сейчас поднимем документы и в них окажется, что у него с самого начала было два близнеца. И тогда не надо ревновать жену и оставаться на всю жизнь в неведении, ты ли отец одного из своих сыновей.
К счастью для Коли, он — существо ограниченное, и приземленное. Так что за пределы земных и реалистических объяснений он не пускался. Я же, шагая рядом с ним, не мог отделаться от тягостных подозрений, что тайна лишнего близнеца не так проста, как может показаться, и вряд ли объясняется ошибкой в документах или неверностью жены. К тому же Коля надоел мне, стараясь выяснить, а нет ли в природе примеров, чтобы самка рожала близнецов порциями. Ну может, не у людей, а у кошек или морских свинок? На что я не мог ответить. Черт их знает, морских свинок!
В больницу мы пришли около девяти, народу было мало. Я взял разговоры на себя, и Коля был мне благодарен.
Пожилая регистраторша была мне знакома, она приходилась приятельницей моей покойной мамы, и поэтому я говорил с ней почти доверительно.
— Дорогая Даша! — обратился я к ней, сунув голову в полукруглое окошко.
— Мы к тебе с несколько необычной просьбой.
Дарья Тихоновна высунула голову в окошко, узнала Колю и обрадовалась.
— Поздравляю тебя с первенцем! — сказала она. — Пускай растет богатырем на радость нашей Родине. Пускай им будет гордиться наш город, как новым Павликом Морозовым.
Дарья Тихоновна всю жизнь провела в пионерах. Сначала председателем совета дружины, потом пионервожатой, затем инструктором райкома комсомола по пионерским вопросам, а постепенно, через гороно и совет ветеранов, превратилась в почетную пионерку нашего города. Поэтому ей были свойственны восторженность и громкий голос.
