— Затем, чтобы ты видел — в моих руках сила! А сильному подчиняются!
Геракл снова налил вина.
— Хочу выпить за наш союз! Кентавр — лучший боевой конь. Вы всё слышите, всё понимаете, вы можете принять решение быстрее всадника, но вам не хватает свирепости. Если мы объединим эти качества — станем непобедимыми! Ну, согласен?
— Нет, — ответил Хирон. — Умение убивать и разрушать — это ещё не сила!
Геракл выхватил из огня головешку, с размаху бросил в рощу.
Запылали деревья. Выскочили на лужайку кентавры.
— А это сила? — угрюмо спросил Геракл.
— Это безумие… Ты уродуешь Мать-Природу — своего учителя, своего исцелителя, свою кормилицу… Глядя на рыб, вы научились плавать. Глядя на гнёзда птиц, начали строить жилища. Хлестнувшая по лицу ветка подарила тебе идею лука… И какова благодарность?
Геракл встал.
— Последний раз спрашиваю: ты будешь моим?
— Нет! — гневно ответил кентавр. — Мы уходим отсюда. Прощай… Ты раскаешься, но будет поздно.
Хирон стукнул копытом, повернулся и поскакал к своему табуну.
— Если не мне, то никому!.. — прохрипел Геракл. Ой выхватил из колчана стрелу. Звонко тренькнула тетива.
Хирон обернулся и увидел свою смерть.
Туман рассеялся… Никита и Джон обнаружили, что они сидят на полу конюшни. Патрик стоял рядом, фыркал, потряхивал гривой.
— Ну, как впечатление? — иронично произнёс он.
— Немного болит голова, — чуть слышно ответил Треверс. — Что это было?
— Ты желал, чтобы я показал прошлое. С первого раза это тяжело…
— Потрясающе! — прошептал Джон. — Просто чудо… Правда, слегка мутит. Такое чувство, будто стреляли в меня… Я пойду прилягу. А ты, Ник?
Зеленкова тоже подташнивало, но он хотел остаться с Патриком, поэтому по возможности бодрым голосом сказал:
— Я привык к таким картинам.
— Как хочешь. — Треверс, покачиваясь, вышел.
Никита дождался, когда гравий под его подошвами перестал хрустеть, и спросил:
— Патрик, почему ты раньше молчал об этом?
— Это действительно опасно. Но сейчас я решил попробовать. Может быть, это наше единственное оружие против Треверса. У него дурная наследственность: сочетание жестокости и сентиментальности — самый тяжёлый характер.
Зеленков провёл пальцами по лбу.
— Всё как во сне… Дед, наверно, там с ума сходит.
Кентавр звякнул уздечкой, задумчиво сказал:
— Послушай, Никита, а если мы примем предложение этого Треверса-Девятого? Подумай, ведь это твой шанс. Тебе повезло!
— О чём ты? — Зеленков испуганно отпрянул.
— Будешь жить без забот. Развлекаться, путешествовать, балдеть…
— Нет!
— Не торопись. Осознай возможность.
— Нет! Не хочу!
— Ну почему?
— Хочу домой — и всё!
Патрик улыбнулся. Он подошёл к мальчику, прикоснулся влажным носом к его щеке.
— Не бойся, мы выберемся отсюда…
А в Лондоне в это время тренер терзал деда:
— Вторые сутки ищут — и никаких следов! Их и не будет… Теперь я понял, почему он всё время торчал рядом с Патриком. Вот она, современная молодёжь! Он давно задумал эту акцию!
— Какую «акцию»? О чём ты говоришь, Никодим? — дрогнувшим голосом отвечал Егор Васильевич. — Мальчик попал в беду. Нужно сделать всё, чтобы его выручить.
— Он сам вывел жеребца! Сам!.. Никто его не похищал! — истерично вопил тренер. — Твой «мальчик» решил остаться на Западе! Понял? С меня теперь три шкуры сдерут. Господи, зачем я только согласился его взять! Как сразу не догадался! А может, ты тоже с ним в сговоре?
— Замолчи, что ты мелешь? — не выдержал жокей. Он стоял бледный, с фиолетовыми губами; — Никита чистый, добрый мальчик… А ты… Ты подлец!
Тренер удивлённо глянул на Петровича. Хмыкнул и затих…
Никита и Джон Мортинер Треверс-Девятый завтракали на веранде.
— После путешествия в Грецию у меня зверский аппетит, — возбуждённо говорил Треверс, уплетая за обе щеки омара. — Попробуй, жуткая вкуснотища!
Зеленков поковырял вилкой в тарелке.
— Джон, может, ты отпустишь меня, а Патрик останется с тобой?
Треверс бросил на него хитрый взгляд.
— Ты что, дураком меня считаешь? Утечка информации… Разве тебе плохо здесь?
— У меня же есть мать, отец… Войди в их положение.
— Ребёнок рано или поздно уходит от родителей. Как ты представляешь своё будущее?
Вопрос, конечно, интересный… Никите четырнадцать лет, но он никогда не думал об этом. Считалось, всё как-то само собой образуется.
— Наверно, должна быть интересная работа, — неуверенно ответил Зеленков.
— Что значит — «интересная»? Приносить много денег? Власть над людьми? Почести?..
И вдруг Никита вспомнил, Патрик однажды сказал: "Разумное существо обязано ставить перед собой большую цель. И следовать к ней. Неуклонно, страстно… Тогда его жизнь наполнится смыслом".
— Эта мысль принадлежит кентавру? — задумчиво спросил Треверс.
— Да…
— Вот она — вековая мудрость. Но где? Где взять такую цель? Пойдём к нему, пусть он объяснит!..
Патрик уныло бродил по газону, окружённому колючей проволокой. Для верности на каждом углу загона стоял здоровенный «битюг» с карабином.
Кентавр внимательно выслушал Джона.
— Людям трудно давать советы, — грустно произнёс он. — Любую подсказку Природы они обращают во вред ближнему.
— Как это?
— Хочешь, приведу древний пример?
Треверс кивнул.
Патрик вскинул голову.
Видение второе. ТРОЯНСКИЙ КОНЬ.
Ночь опустилась над миром. Утих шум битвы. Уставшие воины разбрелись к своим кострам. Остывали клинки, горячие от Пролитой крови и ударов.
Вождь итакийцев Одиссей угрюмо сидел у своей палатки. В последних лучах заходящего солнца перед ним маячили высокие стены Трои.
Девять лет данайцы приступом берут этот город. Девять лет непрерывный штурм и каждодневные неудачи.
Погибли в бою друзья, соратники: Патрокл, Ахиллес, могучий Аякс. Сам Одиссей получил тяжёлую рану в бок. Нет конца этой войне!
Но и троянцы устали… Пал в жестокой схватке их предводитель Гектор, меткая стрела сразила Пандора, удар копья остановил сердце отважного Денфоба.
Да, не думал Одиссей, когда отправлялся в поход, что будет он таким тяжёлым. Рассчитывал на лёгкую добычу и вот теперь расплачивается.
Неожиданно послышался Одиссею лёгкий шорох. Кто это? Может, враги под покровом тьмы подкрались в лагерю? Выхватил из ножен меч, сделал шаг вперёд… Поднял факел — в неровном, мутном свете прямо перед ним стоял прекрасный скакун. Его уздечка была украшена драгоценными камнями, седло сделано из красной финикийской кожи, сверкали золотом стремена.
