– Временной перепад на удивление крутым оказался. Раньше несколько дней, ну неделя деформации, а тут – целых два года. Вот изменения в глаза и бросились, – ответил на содержательную часть тирады Удолина Андрей.
– Это для кого как. Для меня – месяца полтора мы не виделись. Для супруг для ваших, – он изобразил полупоклоны в сторону каждого из друзей, – примерно столько же. Для Воронцова с пароходом – даже не берусь сказать. А если конкретно вот здешнюю Москву брать и параллель императорскую, для тех, кто в них безвыездно пребывал, тут да, те самые два года и получаются.
– И вы, репатриировавшись с Валгаллы, ничего не замечаете? Сюда вы вернулись или в какое-то другое измерение?
– В данный момент? Нет, не замечаю. Только вы неправильно вопрос ставите. Так астрально-эфирно сложилось, что освоенные нами сюжеты, альтернативы, как вы выражаетесь, в которых мы как бы «прописку» имеем, для нас уже по-любому жёстко фиксированы. Помните про «скорпиона в янтаре»? Этот янтарь вы теперь можете хоть на другой конец земли пересылать, в золото, серебро или платину обрамлять – скорпиону не холодно и не жарко. Улавливаете? Вот когда и если он из своего янтаря выберется – тогда для него что-то новое и интересное может начаться… Если от соприкосновения с воздухом иных эпох тут же в прах не рассыплется…
– Да, наговорили вы, Константин Васильевич, – покачал головой Новиков. – То в лес, то по дрова…
– А чем дальше в лес, так не лучше ли ну его на хрен? – добавил Шульгин, тоже закуривая. С Удолиным разговаривать, конечно, интересно и полезно, познавательно зачастую, но уж больно утомительно.
– Не в нашей воле, увы, Александр Иванович. Но мы так и не добрались до сути вашей проблемы, коллеги. Что вас, так сказать, непосредственно подвигло призвать меня из космических далей?
– Помните Радищева? «Поглядел я окрест, и душа моя уязвлена стала»? – осведомился Новиков, машинально, как советский разведчик в Германии, разминая сигарету.
– Помню, конечно. А какое отношение? Здесь, по-моему, не в пример приличнее, чем на дороге из Петербурга в Москву, да ещё в восемнадцатом веке поздней осенью…
Далеко не чужд красот слога и воображения господин профессор.
– Понимаете ли… Там, в ваших эмпиреях, – Шульгин указал сигаретой на потолок, где действительно плыли облака по синему небу и парили какие-то амурчики с ангелочками, – не до злобы текущего дня. А здесь, на земле… Оставили мы младших товарищей без присмотра, они и пустились во все тяжкие. Опять мир на грань гражданской войны вкупе с третьей мировой ядерной поставили. Не по своей вине, – тут же оговорил он, – а исключительно естественной логикой катящегося под гору автомобиля без руля и тормозов…
– Вот как? А я и вправду ничего не заметил. Значит, эфир ещё недостаточно возбудился и возмутился. Но я вашему чутью и стратегической оценке вполне доверяю. И что в итоге? Коньячку извольте вам плеснуть? Весьма недурственный продукт.
– Семь тысяч рублей бутылка стоит, – улыбнулся Новиков, с интересом ожидая, среагирует ли профессор нужным образом.
Не подвёл. Тоже расплылся в улыбке:
– И стоит того, сын мой, и стоит… В царских рублях, может, дороговато было бы, а в нынешних – ничего.
– А в итоге, Константин Васильевич, сидим мы и размышляем. Никаких иных путей к нормализации обстановки что в России, что на планете Земля в целом не просматривается, кроме как…
– «Приказ принять решительные меры и гарнизон к присяге привести…» – процитировал Новиков. – В этом примерно роде. Кардинально решить вековую проблему. Хирургически, если угодно. Течение истории показало, что приличным образом сосуществовать англосаксонская цивилизация с российской не могут. При этом постоянная агрессия, политическая, экономическая, да и военная, исходят только с одной стороны. Россия уже триста лет только и повторяет: «Давайте жить дружно», моментами уподобляясь в некотором смысле обычному юродивому, напрочь выпавшему из реальности. Терпеть такое положение уже просто бессмысленно. Не проще ли оправдать возлагаемые на нас надежды и сделать уж то, чего от нас веками ожидают?
– Уничтожить англосаксонский мир? – не в шутку заинтересовался Удолин.
– Не так, чтобы совсем, – пожал плечами Шульгин. – Сердца наши полны жалости. Просто отнять у них все опасные предметы, которыми они так упоённо размахивают, и чётко очертить границы, внутри которых они могут реализовывать своё «стремление к счастью». Ничего больше. США – «Америка для американцев», от канадской границы до мексиканской. Гавайи и Аляска – уже лишнее. Их гордым «кузенам» привычный слоган оставить: «Правь, Британия, морями!» Но какими? Ирландским и половиной Северного. Вполне достаточно для самоуважения и прибрежного рыболовства.
России тоже лишнего не надо, просто обеспечить себе, впервые в истории, безопасность, разумную и достаточную. Чтобы не осталось в мире сил, с которыми мы не могли бы справиться без всеобщей мобилизации и бесчисленных жертв.
– Уже придумали, как? – деловито спросил профессор.
– Придумать-то придумали. У нас всё же и жизненный опыт специфический. С самого рождения с одной главной мыслью жили – «кто кого?». Причём ежедневно и ежечасно убеждались, что мы – за мир, а вот они только и ждут момента. Сейчас архивы раскрылись, и оказалось – так оно и было. Всё ж таки в СССР никто с трибун партийных съездов не кричал: «Лучше быть мёртвым, чем звёздно-полосатым». С тех пор ничего не изменилось. А пора бы. Одним словом, дело вот в чём – вопрос один, и, кроме вас, на него никто не ответит.
– Что за вопрос?
– Выдержит ли эфир и «мировое равновесие» такой фазовый переход? Не свалится ли в водоворот неуправляемого хаоса, в то самое безнадёжное инферно, о котором писал Ефремов?[101]
– Конечно, вы надеетесь на переход без мировой термоядерной войны? И без какого-либо ущерба для России, для «Братства», для ваших грандиозных планов слияния русских цивилизаций? – Друзьям послышался в голосе Удолина некий, не слишком старательно замаскированный сарказм.
– Вот-вот, – в тон ему ответил Новиков, – чтобы все остались здоровыми и богатыми… Конечно же, мы намереваемся обойтись не только без термоядерной, но и без самой скромной локальной войнушки. Но – с применением фантастической для человечества техники, нашей, аггровской и форзелианской. В полном объёме. Вы же знаете – как ни странно, но ни те, ни другие своих реальных возможностей в противостоянии цивилизаций не использовали. Действовали исключительно «мягкой силой». Даже аггры, когда поняли, что проигрывают однозначно. А чего бы им терять, казалось? Но – сохранили верность принципам и проиграли. Осталась Дайяна со своей Базой, курсантами и складами, набитыми Шарами, гомеостатами и блок-универсалами. Хотя даже она одна могла нас в пыль растереть, как брамин муравья сапогом, просто в отместку…
