Тот с неохотой оторвался от бутылки, вздохнул, пробормотал:
— Не все ли равно теперь! Вечный мне позор…
— Анатолий, иди сюда, — потребовала Людмила. — Хватит пить.
— Вы правы, несрам… несраб… несравненная Димка! — пьяно рыгнул инкуб. Встал и нетвердой походкой прошествовал к Людмиле. — О, вся компания в сборе! Волк позорный и эта сволочь невидимая! А где находятся ваши подлые американские шестерки?
— Это кто тут шестерки? — по-русски спросила, входя, рыжеволосая красотка, чем-то показавшаяся Людмиле знакомой.
— Это кто тут американские? — неласково осведомился гигантский волосатый тип с красиво алевшими глазами.
— Кхм, — мрачно кашлянул симпатичный мужчина, немного напоминавший актера Дэвида Духовны.
— Это кто? — ядовито осведомилась Людмила. — Тоже люди из Тридевятого царства?
Инкуб приблизился к Людмиле и несмело положил ей руку на плечо. Поняв, что девушка никак на это не реагирует, сказал:
— Это, Димка, преступные заговорщики. Они нагло вторглись в частную квартиру и похитили артефакт космической важности. Щас я их буду обездвиживать. То есть обезвреживать. Тока вспомню текст кодекса Миранды…
— Мы не заговорщики! — заявила рыжеволосая красотка. — Мы есть специальные агенты ФБР. Я агент Скалли, а вон тот лысый — агент Молдер. А это — внештатный агент Чарли.
— Правда, что ли? — изумилась Людмила. — Скалли и Молдер? А я-то не пойму, откуда вас знаю…
— Мы присланы с особой гуманной миссией…
— Ага, ничего себе миссия — в чужие квартирки без спросу… — вякнул Колосков. — Плюс похищение людей и инкубов без их. на то согласия. Это чревато! Эх, спецназа на вас нету!
— Да что мы такого сделали?! — вспылил голос Филимона. — Ну, позаимствовали руку — так ведь не насовсем. Вернем же!
— А где она, кстати? — поинтересовался инкуб. — Что тянуть время? Излагайте ей свои просьбы, и дело с концом. Нас там Трифон заждался.
— Верно. Настал час, — торжественно раздался голос царевича Филимона. — Эй, слуги мои верные! Внесите сюда ларец сапфирно-смарагдовый, да не раскокайте по дороге, олухи!
В воздухе произошло некоторое шевеление. Расталкивая в стороны дверные занавеси, в комнату вошли двое мужчин в черных с серебром плащах. Они аккуратно, как бомбу, несли искрящийся гранеными самоцветами ларец.
— На стол поставьте, — приказал Филимон.
Слуги деликатно водрузили ларец на стол и незамедлительно удалились.
— Миз Скалли, откройте ларец, — попросил царевич. Похоже, он здорово волновался.
— Дорогой царевич, — решил внести свою лепту Молдер. — Для чистоты эксперимента вам необходимо стать видимым. Иначе мы не сможем засвидетельствовать сам факт вашего преображения.
— Логично, — согласился царевич и добавил веско: — Прошу спокойствия. Снимаю шапку-невидимку.
После чего наступила минутная тишина, нарушенная только приглушенным воплем Людмилы.
— Да, — сказала Людмила. — Теперь я вас понимаю. Волк — это еще куда ни шло. Но позолоченные бородавки… С этим нельзя жить!
Агент Скалли коснулась драгоценного ларца:
— Внимание, открываю!
— Ах, — сказали все.
Медленно поочередно заглянули в ларец.
Рука лежала там и не подавала признаков жизни.
— Спит? — предложил нетрезвую версию инкуб Колосков и сам ее устыдился.
— Похоже, у нее шок, вызванный резким смещением пространства, — подвела под научное обоснование Скалли. — У меня, например, от ваших игрушек с событийным вектором чуть крыша не поехала. Заметили, я начала говорить по-русски?
— Не только ты, — встрял Молдер, а Чарли согласно кивнул.
— Вот-вот. Это явный признак… — вздохнула Скалли.
— Поправьте меня, если ошибусь, — смущаясь, заговорил гоминид Чарли. — Мне кажется, она недовольна.
— Чем это? — поинтересовался Молдер. У него версий не было, но он считал своим долгом подвергать неконструктивной критике чужие интеллектуальные потуги.
— Ее оторвали от любимого человека, — почти прошептал Чарли. — Причем насильственно.
— Хм… — Молдер излучал скептицизм. — Во-первых, не оторвали. Это звучит двусмысленно, дружище Чарли. А во-вторых, ну какой у нее может быть любимый человек? Странно было бы присваивать артефакту эмоции и привязанности.
— Этот типчик лохматый прав, — вступилась за Чарли Людмила. — Вы думаете, раз она всего-навсего рука, то уж и чувств у нее нет? Что вы ее обижаете?
И Димка бесстрашно извлекла из ларца предмет общих споров. Побормотала:
— Привет, Дашечка, это я, все хорошо. Выполни, пожалуйста, желания этих несимпатичных ребятишек, и давай отправляться домой, к Трифону.
Рука слабо шевельнулась.
— О! — обрадовалась Людмила. — Она меня узнает!
Рука задрожала.
— Чего дрожишь? — ласково погладила руку девушка. — Не бойся. Они тебе ничего плохого не сделают.
Рука выпрыгнула из объятий Димки, как рыбка из садка, и гневно заметалась по комнате.
— Не пускайте ее к окнам! — истошно взвизгнул Молдер. — Переколотит и смоется! Ищи ее тогда опять!
— Да! Дашечка! — завопила и Людмила. — Иди ко мне, хорошая моя!
Рука вскарабкалась на люстру и выглядывала из переплетения хрустальных нитей, как ствол пулемета.
— Мне интересно, почему она так себя ведет? Как-то неконтактно… — ни к кому не обращаясь, пробормотал инкуб. — Это на нее непохоже…
Тут царевич Филимон воздел свои жуткие лапы и возопил велиим гласом:
— Рука предивная! Заклинаю тебя всем святым — исполни желание мое, сбрось с меня и супруги моей чары проклятые!
— И с меня тоже! — взвыл дурным голосом волк-богатырь.
— А нам со Скалли не мешало бы получить по бунгало на Фиджи, — пробурчал под нос Молдер.
Все выжидательно уставились на руку. Та покачала люстру, а потом размахнулась и шарахнула ошеломительной молнией прямо в богатыря-волка. Тот еле успел отскочить…
— За что?! — завопил волк. Хвост у него все-таки подгорел. — Мы же по-хорошему просим!
Вторая молния заставила всех кинуться в другую комнату. Царевич Филимон бежал последним, зацепился ногой-клешней за ковер, и ему здорово опалило хитиновый панцирь. Если б не прозрачная защитная стена из особо прочного стекла, опустившаяся, едва включились сигналы пожарной тревоги, нашим героям было бы несдобровать.
— Гневается государыня, — сделал вывод Филимон. — Ох, горе горькое…
— Кошмар какой! — возмутилась Скалли. — Мы работаем с прямым риском для жизни. За это доплачивать надо, между прочим.
— Вот она, американская мелочность! — пренебрежительно фыркнул дрожащий от ужаса инкуб Колосков.
