Когда до Алексы дошел смысл его слов, у нее внезапно закружилась голова. Словно туман, ее со всех сторон окутало ничто.
– Я…
– Твой организм спроектировали. Если ты хочешь иметь детей, выбирать для твоего потомства генетический материал должно БТК. Ты должна понимать: таковы требования этики. Иначе это окажется воровством, Алекса.
Она едва слышала его сквозь густую пелену затопившего сознание тумана.
Хедрик подошел ближе и похлопал ее по руке:
– Ты уже достигла того, что кого угодно повергло бы в трепет. Мы дали тебе возможность занять руководящую должность в Бюро. Как рационально мыслящая, ответственная личность ты должна понимать, что решать, следует ли тебе иметь детей, может только БТК.
Алекса постепенно приходила в себя. Ее сердце бешено колотилось, а память едва ли сохранила то, что говорил Хедрик.
– Мы все выяснили?
Она отсутствующе кивнула.
– Хорошо. – Он оценивающе посмотрел на Алексу. – Можешь идти.
* * *
Алекса подошла к двойным дверям, которые автоматически распахнулись перед ней, а потом быстро закрылись за ее спиной. С деланым спокойствием прошла мимо секретаря и охраны Хедрика. Свернув в коридор, увидела, что там стену подпирает Моррисон.
– Я смотрю, директор ценит твой вклад в наше дело.
– Уйди, Моррисон.
– А как же честь мундира? – Он зашагал рядом с ней.
– Что тебе надо?
– Можешь думать, что ты лучше меня, но я-то свой пост заслужил. Вот что я тебе скажу: я был тут, когда ты даже не родилась… хотя ты же и не рождалась, верно? Может, поэтому у тебя честолюбия не хватает даже на то, чтобы дать Хедрику хотя бы из простой благодарности.
Алекса двигалась так быстро, что он не успел среагировать. Она ударила Моррисона по лицу с такой силой, что все двести пятьдесят фунтов старого служаки, пролетев по коридору, грянули оземь. Тот, перекатившись, поднялся на ноги и покачал головой:
– Вижу, что задел тебя за живое.
Стоя в нескольких ярдах от него, Алекса покачала головой:
– Смотри не повторяй этой ошибки.
Он кивнул, потирая челюсть:
– Чертовски уверен, что не повторю.
Несмотря на все старания не удивляться во время путешествия, Грейди все-таки был поражен. Сидя в роскошном кожаном кресле уже где-то полчаса, он вдруг обнаружил, что сверхзвуковой самолет уже в пути. Но тот летел так тихо! Пилоты закрыли все окна экранами, и Грейди не мог понять, для чего это – то ли чтобы скрыть от него маршрут, то ли в целях защиты летательного аппарата.
Когда Джон услышал, как заработали реактивные двигатели, экраны исчезли, и возле локтя ученого возникло большое окно. Ему показалось, что оно сделано из чего угодно, только не из стекла. Внизу, на самом краю мира, всходило солнце.
Никогда прежде он не видел ничего столь же чудесного и почувствовал воодушевление, наблюдая действие универсальных законов природы. Радость пьянила.
Грейди полагал, что они находятся примерно на высоте ста пятидесяти тысяч футов, а может, даже выше. Движение не ощущалось, хотя он видел, как далеко внизу проплывают огни больших городов. Должно быть, они покрывают три-четыре тысячи миль в час. Или еще больше?
Там, под ними, находился сейчас весь род человеческий. Взгляд Грейди устремился к выгнутой дугой линии горизонта. В отличие от фотографии, чем пристальнее он всматривался в даль, тем больше видел. Он не ожидал ничего подобного и не мог предположить, что самый чудесный миг жизни подарят ему его враги. Джон не мог согнать с лица улыбку.
Через некоторое время он попытался как-то сориентироваться в пространстве и определить, где они летят. Но «вверх» не значило «на север». Он не видел внизу таких узнаваемых полярных льдов – самолет был не на высоких широтах. Измененное гравитационное поле дезориентировало еще сильнее. Было почти невозможно понять, что видят глаза среди этой тьмы внизу.
Гравитационное поле было стабильно и равнялось одному g. Впрочем, опять-таки возможно, его технология уничтожала всякое ощущение падения. Большинство людей не знают о том, что астронавты на космической станции испытывают силу тяжести, которая почти равна земной; невесомость возникает из-за того, что они падают вокруг Земли. По сути, именно из-за гравитации они вращаются на орбите, значит, невесомость вызывает сила тяжести.
Но не в этой невероятной машине. Здесь все было стабильно, нормально, словно в домашнем кинотеатре какого-нибудь миллионера.
Грейди повернулся к одетым в униформу служащим БТК, сидевшим напротив него (оба – молодые клоны Моррисона):
– Я не почувствовал ускорения, даже когда мы преодолевали звуковой барьер.
Копии промолчали.
– Это ведь моя гравитационная технология, да? Вы добились того, что на пассажирский салон ускорение не действует, так? – Он широко улыбнулся. – Потрясающе! – Грейди снова посмотрел в окно. Жаль, что все это – лишь часть зловещего плана: в противном случае было бы действительно здорово. – Мы ведь в мезосфере, да? Тогда для дополнительной тяги можно использовать гравитационные колебания. Возможно, даже для стабилизации. Вы ведь так и делаете?
Клоны Моррисона по-прежнему молча смотрели на него.
– Я прав, так ведь?
Из пассажирского салона кабины пилотов видно не было – отсутствовала даже дверь, через которую туда можно было попасть. Через час или около того окна опять стали непрозрачными. Дело в каких-то свойствах материалов? Казалось, сами иллюминаторы делались то прозрачными, то непроницаемыми для света. Интересно, их изобретатель тоже сейчас сидел в «Гибернити»?
Он снова обернулся к охранникам, но те смотрели на него безжизненно, как статуи. Задавать им вопросы было бессмысленно.
Разочарованный тем, что окно опять скрылось за экраном, Грейди попытался вновь настроиться на дело. Это оказалось сложно, все вокруг слишком сильно отвлекало. То, что он видел, превосходило любые ожидания. Куда там первому классу, тут все было гораздо круче – частный сверхзвуковой реактивный самолет с видом из партера на космос. И все благодаря его гравитационной технологии. Господи, как же ему хотелось продолжить над ней работать!
Но это было невозможно. Он слишком хорошо помнил о жестокости своих тюремщиков. О жизни, украденной у него и у других людей. И о своих безвозвратно утерянных воспоминаниях, от которых осталось лишь смутное, неясное ощущение потери.
Резисторы доверились ему, и он не может их подвести.
Грейди огляделся: салон самолета был отделан тонкой кожей и древесиной грецкого ореха. Он по-прежнему в золотой клетке. Кивнув охранникам, Джон поднял бокал с шампанским:
– За человеческую изобретательность.
