Олег почувствовал себя глупо – весь его порыв куда-то улетучился, на смену злости пришел стыд. В самом деле, что он разорался в чужом доме?
– Но надо же что-то делать? – растерянно сказал он.
– Надо, – кивнул Эль Гарро и разлил чачу по стаканам. – Но сначала нужно дождаться телеграммы. В ней будут инструкции и указания. Она придет завтра утром. Отдай пистолет, амиго.
Положив «маузер» на стол, Сотников взялся за стакан.
– Раз у нас так много времени – может быть, тогда ты… вы…
– Говори «ты», – махнул рукой Эль Гарро.
– Может быть, ты расскажешь, кто похитил Нию? И вообще – что тут происходит?
Высморкавшись, Эль Гарро залпом выпил чачу, поставил локти на стол и тихо, практически трезвым голосом, сказал:
– Нас было два друга. Я и Леван Гергадзе. Мы выросли в одном тбилисском дворе, наши бабушки дружили, а наши родители занимали друг у друга деньги до зарплаты. Это было странное время, небогатое, но очень светлое. Помню, как просыпаюсь утром, выхожу во двор, он у нас маленький был, между нашим домом и домом Левана. Во дворе тень лежит, густая, синяя почти, а небо наверху как будто из стекла, а через проход… через арку, которая ведет во двор, бьет солнце так, что асфальт кажется покрашен желтой краской.
– Красиво, – улыбнулся Сотников. – Прямо как на картинах Тамаза Гоголадзе.
– Такого не знаю, – отрезал Эль Гарро. – У нас свои картины были. Маслом, зеленью, бараниной, ха-ха. Мы с Леваном промышляли на Авлабарском рынке. Благородные разбойники, ха-ха. Сухопутные пираты. Его звали Леопард Грей, а меня – Эль Гарро.
– Почему Леопард?
– Ты что, амиго, не читал «Наследника из Калькутты»? – удивился Эль Гарро. – Мы даже испанский язык начали учить. Потом мне это помогло поступить в Тбилисский университет. Но дальше так получилось, что Союз развалился, а Леван завлек меня в «Мхедриони».
– Куда?
– Ты что, совсем темный? «Мхедриони» – это… Ну, Джаба Иоселиани! Авторитетный был человек. Как он красиво сказал: «Демократия – это вам не лобио кушать!» Дело было в начале девяносто первого года. Грузия в этот момент занималась тем, что «брала суверенитета столько, сколько может». В нашем, грузинском варианте это означало – весь.
Эль Гарро налил себе еще чачи, плеснул Сотникову и продолжил свой рассказ.
Олег, глотнув обжигающего напитка, слушал капитана. Он ничего не знал о событиях в Грузии, и слова Эль Гарро стали для него откровением.
Поначалу очень сложно было понять, почему, например, доктор филологических наук, писатель и диссидент Звиад Гамсахурдиа, став первым президентом независимой Грузии, не нашел ничего лучше, чем взять на вооружение откровенно нацистскую доктрину: «Грузия – для грузин!». В Южной Осетии и Абхазии тут же начались столкновения. Дело запахло войной. Это не укладывалось в голове Олега, но и Эль Гарро не мог объяснить, почему это произошло.
– При Союзе мы жили мирно, – сказал он. – А тут все словно взбесились. Никто ничего не понимал, но все бегали на проспект Руставели и орали: «Грузия! Грузия! Гамсахурдиа!»
Вот в этой мутной водице, изрядно подкрашенной кровью, и всплыл криминальный авторитет Джаба Иоселиани, автор знаменитого афоризма, первую часть которого – про лобио – привел Эль Гарро. Полностью эта фраза звучала так: «Демократия – это вам не лобио кушать! Всех врагов демократии будем расстреливать на месте!»
Иоселиани в одночасье превратился из вора в законе в видного государственного деятеля. Он возглавил националистическую организацию «Мхедриони» и первым делом повел своих боевиков вооружаться. Начались нападения на военнослужащих, милицию, даже на военные городки.
В окрестностях Тбилиси была расквартирована мотострелковая дивизия, которой командовал генерал Рохлин, тот самый, что собирался спустя восемь лет совершить государственный переворот, но в итоге погиб у себя на даче при очень странных обстоятельствах.
В Тбилиси людям в форме стало опасно появляться на улицах. Одного из прапорщиков дивизии, которой командовал Рохлин, ударили в метро топором по голове; было несколько случаев угона военного транспорта. В городке Зестафони бойцы «Мхедриони» разоружили местную милицию, захватили технику и боеприпасы. Над Грузией встал призрак анархии и бандитизма.
– Леван, он крутой был, водил дружбу с людьми из «Мхедриони», – откинувшись на спинку стула, рассказывал Эль Гарро. – Они называли себя «рыцари»…
– Почему? – удивился захмелевший Олег.
– «Мхедриони» так переводится, – объяснил Эль Гарро. – Хотя рыцарского в их поведении было немного, особенно если учесть, что там было множество уголовников, выпущенных Гамсахурдиа из тюрем. Одевались они как гангстеры из голливудских боевиков: джинсы, пиджаки и темные очки, которые не снимали даже в помещениях. Представляешь – приезжает на рынок десять белых «Волг» с тонированными стеклами, оттуда выходят люди, все одеты одинаково и все в темных очках. Впереди идет самый молодой, Левон, и несет сумку, а торговцы складывают в нее деньги.
– Так у нас в Москве то же самое было, – махнул рукой Олег. – Бандюки, рэкетиры. Лихие девяностые.
Эль Гарро покачал головой:
– Нет, амиго, у вас все было по-другому. Слушай дальше…
По мере того как влияние «Мхедриони» росло, Комитет государственной безопасности Грузии выпустил ситуацию из-под контроля, потеряв и влияние, и свою агентурную сеть. Опереться было не на кого. Дивизия Рохлина, по сути дела, оказалась на осадном положении. В этой ситуации генерал проявил те качества, которые потом прославили его в Чечне: решительность и умение брать ответственность на себя.
Комдив не стал ждать, когда в Москве примут какое-то решение, не стал взывать ко все больше впадавшему в националистический раж Гамсахурдиа. Он поступил так, как, собственно, и должен был поступить командир некогда могучей и победоносной Советской армии.
По приказу Рохлина был создан сводный разведывательный батальон, который занялся сбором и обработкой информации о противнике. Это было очень трудно – армейских разведчиков готовили к боевым действиям в тылу вероятного противника, и таковым была, конечно же, вовсе не мирная Грузия, которая вдруг ополчилась на советских солдат и офицеров.
Добыв оружие, люди Иоселиани начали потихоньку прибирать власть в регионах Грузии, мародерствовать, а то и в открытую грабить население, особенно если оно не было «этнически чистым». Когда стало ясно, что, если не остановить «Мхедриони», все закончится резней и войной «всех против всех», Рохлин собрал офицеров дивизии и поставил задачу – захватить штаб группировки и оружейные склады, где «рыцари» оккупировали санаторно-оздоровительный городок ЦК ВЛКСМ.
