Найенесгани вышел и выследил следопыта, а потом дал ему выследить себя. Но когда тот наконец-то обнаружил его, Найенесгани был наготове. Его не зря назвали Истребителем Чудовищ. Когда все это завершилось, мир стал гораздо безопаснее.
Однако примерно в то время к нему начали подбираться. Он страдал из-за всех врагов, которых убил, а медведь всего лишь добавился к этой шайке. Их духи следовали за ним повсюду и делали его совершенно несчастным. Вот откуда происходит слово «Анаахи», означающее Путь Врага. «Наайее» значит «враг» или что-то по-настоящему дурное, беспокоящее тебя. Ну а «неесгани» значит «он от этого избавился», «ана-и» же означает врага, от которого избавился. Поэтому, вероятно, слово «Анаа-хи» в действительности самое лучшее, самое подходящее. Это обряд избавления от воистину скверных неприятностей.
Он мерил шагами свое жилище. Экран по-прежнему светился. Сингер не выключил устройство после просмотра чипа. Казалось, стены наклонились в его сторону, чтобы его зажать. Ветер пел переменчивую песню, которую он почти понимал. Иногда он останавливался, чтобы взглянуть на старую корзину, на древний расслоившийся наконечник копья, на фотографию пустынного ландшафта под небом цвета индиго. Он потрогал ствол мощной винтовки, взял оружие в руки, проверил его, повесил обратно на гвоздь. В конце концов развернулся на пятках и вышел в ночь.
Он стоял на настиле, окружавшем хоган, и всматривался в тени. Он глядел на небо.
— У меня нет слов… — начал Сингер, и некая часть его разума передразнила другую часть. Как всегда, он осознавал это разделение. Он уже не мог сказать, когда оно проявилось впервые. — …Но тебе необходим ответ.
Он даже не был уверен, к чему обращается. В языке навахо нет слова для религии. Да и не был он даже уверен, что именно под эту категорию подпадают его чувства. Категория? Причина того, что не существовало такого слова, заключалась в том, что в старину подобные вещи были запутанным образом связаны со всем, что существовало в жизни. Не было особой категории для определенных умонастроений и чувств. Большинство окружающих его даже теперь не находило это странным. Но они изменились. Он тоже, хотя понимал, что перемена в нем — другого порядка. «Он ведет себя так, будто у него не было родни» — самое худшее, что один навахо мог сказать о другом, и он знал, что это относится к нему. Пропасть была глубже его отсутствия, его женитьбы, чего угодно, сделанного им. Другие уходили на долгое время, женились вне кланов и все же возвращались. Но для него это являлось частью некоего временного переживания, истинного как по букве, так и по духу. У него не было родни. Одна его часть хотела этого. Другая же часть…
— Возможно, я причинил большое зло, — продолжал Сингер. — Раз я забрал его из его края, как Народ забрали в форт Самнер. Раз я забрал его от ему подобных, которых больше нет. Раз я бросил его одного в чужом месте, словно пленника юте. Значит, я причинил зло. Но только если он является реальной личностью. — Сингер оглядел небеса, обошел хоган, всматриваясь в деревья. — Я думал, что лучше всего незнание; это, вероятно, делает меня трусом. Однако я вышел на этот путь и проведу там остаток своих дней. Теперь же…
Мимо пролетела сова, издавая тихий ухающий звук.
Дурной знак, решила часть его разума, ибо сова — птица смерти и несчастий.
Сова, заявила другая часть. Они охотятся по ночам. Ничего больше.
— Мы слышали друг дружку, — крикнул он вслед птице. — Я разузнаю, что я сделал, и понимаю, что должен сделать.
Сингер вернулся в дом и среди паутины нащупал ключ, висящий на балке. Он взял его и протер. Провел по нему пальцем, будто это такой же необычный предмет, как наконечник копья. Потом резко сунул его в карман. Он пересек комнату и выключил светящийся экран.
Затем повернулся и прошел между прутьев транспортного устройства. Включил управление и набрал код. Сфокусировал взгляд на красном ковре из Ганадо и наблюдал, как тот розовеет и исчезает.
Темнота между слабых уличных фонарей и стрекотание сверчков за будкой…
Он вышел из укрытия и принюхался к влажному воздуху. Большие тенистые деревья, завидное количество травы, устилающей склоны холмов, тяжелые приземистые монолитные здания — сейчас темные, за исключением небольшого света у входа, превращающего его в крохотную пещеру, что лишь подчеркивает окружающую темноту. Не видно ни единого человека.
Он двинулся по тротуару, пересек улицу, пошел по склону холма. Вокруг были охранники, но он без труда их миновал. Парк Бальбоа сейчас был безмолвен, его зрелища закрыты для публики до утра. Огни Сан-Диего и транспорта на дорогах виднелись с различных высоких точек, которые он проходил, но они казались отдаленными, частью иного мира. Он бесшумно двигался из тени в тень. Он выбрал одну общественную кабину, которой любил пользоваться давным-давно, когда ходил на нормальную дневную работу, получая наслаждение от прогулки, а не от перемещения непосредственно в то место, где трудился. Конечно же, это здание сейчас закрыто на ночь, а транс-кабина заперта.
В течение пятнадцати минут он продолжал шагать, подбираясь к огромному, расползшемуся во все стороны комплексу — Институту межзвездной жизни. Он избегал, насколько возможно, пешеходных дорожек, автостоянок и проездов. На открытых пространствах порывы ветра иногда доносили до него смешанные запахи животных из зоопарка. Эти ощущения растревожили память об экзотических существах в других мирах.
Вспомнилась поимка проволочно-щетинистой вуллабреи в сверхзвуковом загоне, твильпы в ледяной яме, четырех утанов в водовороте ароматов…
Стал виден комплекс ИМЖ, и он замедлил шаг. Долгое время стоял на месте, просто осматриваясь. Потом медленно обогнул институт, часто приостанавливаясь, чтобы вновь оглядеться.
Наконец он оказался позади здания рядом с небольшой стоянкой, на которой находился лишь один-единственный автомобиль. Он пересек стоянку и воспользовался своим ключом от служебного входа.
Внутри он двигался, не нуждаясь в свете, по последовательности коридоров, а потом поднялся по маленькой лестнице. Дошел до памятного поста охраны, воспользовался отмычкой, чтобы попасть в соседнюю кладовку. Там подождал минут двадцать, пока мимо не прошаркал какой-то старик в форме, остановился, засунул ключ в блок сигнализации и двинулся дальше.
Вскоре после этого он вылез из чулана и вошел в первый зал. Некоторые из устройств жизнеобеспечения по обе стороны от него были как-то жутко освещены, имитируя естественные световые циклы на родине их обитателей или отражая метеорологические особенности, необходимые для выживания этих существ.
