— Ты не внимал моим словам, — упрекнул Буна Конепес. — Я уже подчеркивал, что прямых, на которые ты возлагаешь надежды, здесь не имеется. Все перекручено, переплетено в лабиринт величайшей сложности…
— Ты что, считаешь, что нам отсюда не выбраться?
— Отнюдь не считаю. Если блуждать достаточно долго, то мы окажемся вовне. Однако сие не есть простая задача.
Чушь какая-то, рассердился Бун про себя. Что бы ни толковал длинномордый про лабиринты и обманы чувств, задача простенькая. Но довольно было оглянуться, чтобы осознать хотя бы отчасти, что имел в виду Конепес. По каким приметам держать курс? Вокруг слишком много примет — и ни одной звезды, ни одного туманного светлячка, ни одного вихревого затемнения, отличимых от других точно таких же. И на всем вокруг печать мглистости, печать искаженности.
Будто подслушав его мысли, Инид спросила:
— Неужели нет ничего, что тебе запомнилось четко?
— Почему нет? Есть. Звезда, помеченная крестом.
— Крестом?
— Вот именно, крестом. Будто кто-то нарисовал на ней крест специально. А в любом другом смысле звезда — самая что ни на есть обыкновенная. Звезда главной последовательности. Желтая. Вероятно, типа G, как наше Солнце.
— Почему же ты мне о ней ничего не сказал?
— Просто вылетело из головы, когда ты объявила, что мы потеряли белую линию.
— А ты сама звезды с крестом не видела? — осведомился у Инид Конепес.
— Нет, не видела. Кому это взбрело в голову метить звезды крестами?
Конепес повернулся к Буну:
— Больше ничего особенного не припоминаешь?
— Нет. В сущности, нет.
— Позволю себе упростить нашу задачу. Я пребывал здесь с тех самых пор, как добрался сюда. Пребывал, не трогаясь с места, вглядываясь в черную дыру. Когда вы двое вышли ко мне, стоял ли я к вам спиной?
— Совершенно верно, спиной, — подтвердила Инид.
— Тогда все поистине элементарно. Я развернусь на сто восемьдесят градусов, и мы двинемся отсюда под уклон.
Буну оставалось только пожать плечами. Это было действительно элементарно, слишком элементарно. А привходящие факторы, о которых сам же Конепес и твердил? Но никаких других предложений у Буна не было, и он согласился:
— Можно и так, хуже не будет…
Они двинулись под гору все втроем. Идти стало легче, встречное течение больше не мешало. Бун по-прежнему не чувствовал тверди под ногами, и звезды по-прежнему вели свою заунывную песнь, но теперь он не обращал на это внимания. Он не снизил скорости и тогда, когда склон остался позади. Ему хотелось одного — как можно скорее выбраться из этой путаницы иллюзий. И вдруг Инид, шедшая следом, воскликнула:
— Вот она, наша линия! Я вижу ее снова!..
Бун обернулся. Двое других замерли недвижно, завороженно глядя на линию. Он тоже видел белую нить совершенно ясно, но оказался по другую сторону от нее, и не оставалось сомнений, что он пересек ее не заметив. Переступив назад, он присоединился к созерцающим спасительную линию. А Инид все не могла успокоиться:
— Она выведет нас в точности туда, где мы были! Как здорово, что мы нашли ее!
— Вполне логично, что нашли, — попробовал перебить ее Бун. — Мы двигались по прямой…
— Прекрати настаивать на прямых, — вмешался Конепес. — Я втолковывал тебе и втолковывал.
Бун не стал вслушиваться в очередную отвлеченную тираду. Бросив взгляд на склон, оставшийся позади, он внезапно увидел и узнал блистательную новую или сверхновую, которой они с Инид любовались на пути к центру, а рядом маленькую желтую звездочку. Не сводя с нее глаз, он устремился в том направлении.
— Ты куда? — окликнула его Инид.
— Пойдемте со мной, — бросил он не оборачиваясь. — Пойдемте, и я покажу вам звезду с крестом.
В общем-то, столь решительно приглашать их следовать за собой было глупо: может, это была вовсе не та звезда. Желтых звезд в Галактике видимо-невидимо, они попадаются на каждом шагу. Но тревога оказалась необоснованной — звезда была та самая, помеченная крестом.
— Звезда особого значения, — изрек подоспевший Конепес. — Иначе зачем бы ее метить?
— А по виду ничем не отличается от миллиона звезд ее класса, — сказал Бун. — То-то и странно. Я, признаться, побаивался, что мои глаза подвели меня. Все желтые звезды так похожи друг на друга…
— Возможно и вероятно, что значима вовсе не звезда, — предположил Конепес. — Возможно, что у звезды есть планета и именно планета обладает значимостью. Однако усмотреть планету мы не можем.
— Одну минутку. А что, если можем?.. — Инид подняла свой заветный черный ящичек и навела его на меченую звезду. И в тот же миг ахнула: — Ты угадал, Конепес. Там есть планета.
Встав у нее за плечом, Бун уставился на экран. Да, на экране была планета, она росла, приближаясь с каждой секундой, и вскоре стала видна поверхность — и то, что на поверхности.
— Город! Планета есть город! — возгласил Конепес. С экрана к ним тянулись огромные высоченные здания. Конепес понизил голос, но не скрыл ликования: — Вот куда проляжет наш путь! Вот на что указует белая линия!..
— А что потом? — поинтересовалась Инид.
Конепес ответил вопросом на вопрос:
— Однако откуда мне знать?
Инид опустила телевизор, экран погас.
— Поспешим же, — пригласил Конепес. — Поспешим, придерживаясь линии. А затем оседлаем невод.
— Погоди-ка, — осадил инопланетянина Бун. — Это следовало бы обсудить не торопясь. Обмозговать все толком…
Но Конепес, не дослушав, уже бросился вдоль белой линии неуклюжим галопом. Бун взглянул на Инид, и она отозвалась:
— Ты, конечно, прав. Это надо обмозговать…
— А сперва надо вырваться отсюда, — поставил точку Бун.
Они шли медленнее, чем Конепес, хоть им и не терпелось избавиться от миражей галактической схемы. И вот впереди слабо забрезжила серость, потом наметились очертания домика, проступили контуры столовой на вольном воздухе. А чуть позади столов и стульев — силуэты волка и замершего рядом с ним плоскоголового робота.
Наконец Бун ощутил под ногами твердую почву и понял, что схема осталась позади. Подойдя к волку, он спросил:
— Ну как поживаешь, старина? Что тут новенького?
Волк сидел степенно, не шевелясь, а перед ним на земле валялся недвижный, истерзанный Шляпа. Инопланетянина нигде не было видно. Впрочем, присмотревшись, Бун заметил вагонетку, бегущую по колее прочь от домика, и в вагонетке сидел пассажир.
Люк откинулся наружу и превратился в трап. Хорас направился было к выходу, но задержался, едва перенеся ногу через порог. Эмма, следующая за ним по пятам, пронзительно взвизгнула:
