Оказалось - ящик с инструментами увесистый, все руки мне оттянул. Никогда бы не подумал, что он тяжелее досок. Я даже хотел выложить рубанок, потому что не знал зачем он мне, но потом решил - нет. Всё пригодится. Лучше сразу утащу, чтобы не возвращаться, когда всё-таки будет нужен. Проклятый ящик страшенно грохотал, стукаясь о стены и косяк, но дед не проснулся, храпел себе. Пока я притащил инструменты к доскам, думал - умру. Надо было подкрепить силы, и пить очень хотелось, а жажда - страшная вещь. Крыжовник, подумал я. Он сладкий, лопается во рту, хрустит. Если набить им брюхо, пить точно перехочется. Я стал рвать ягоды и думать о том, как потащу через соседский участок эту прорву досок и ящик с инструментами, будь он неладен. А у тёти Любы с другой стороны забор. Наверняка схватит меня с моими досками. Нет, думаю, это не годится, это будет провал. Почище, чем тогда с сигаретой. Но не отказываться же от дома из-за какой-то тётки?! Думал я думал, но ничего лучше не придумал, чем строить прямо возле крыжовенных кустов. А что? Участок наш, общий, значит и мой тоже, а этот угол пусть будет только мой, вместе с крыжовником.
Так я решил, доел крыжовник и стал строить. Начал с угла. Как дед доски сбивает, чтоб получился угол? Я приставил одну к другой углом, потянулся к ящику... Ах ты, думаю, падают, сами стоять не хотят. Надо было сначала молоток вытащить, а после браться за доски. Вытащил я молоток, тот, который побольше, опять приставил одну доску к другой углом, а потом думаю - а гвоздь? Гвозди ещё нужны! Тьфу ты, думаю. Полез в ящик - а там их всего несколько штук и почти все гнутые. Дед выравнивает те, какие согнул. Возьмёт в плоскогубцы, - тюк! - молотком, - тюк! - ровный гвоздь. Но что-то мало он гвоздей выпрямил.
Ладно, думаю, хватит мне пока и этих. Главное - начать. Взял один, остальные сунул в рот, как дед делает, когда руки заняты, опять сделал угол из досок, прицелился и ка-ак стукну! По гвоздю не попал, шарахнул по доске со всего маху, а она соскочила, и ка-ак даст по ноге! Я ж босиком! Прямо по пальцу попала и по косточке. Заорал я так - все гвозди выплюнул, и хорошо ещё не проглотил - они здоровенные, ржавые.
- Ян, ты чего кричишь? - услышал я - И зачем натаскал сюда столько досок?
Я даже молоток выронил, хорошо - не на ногу. Ёлки-палки, разбудил деда своим ором! Что теперь ему скажу? Смотрю - дед ничего, не злится, просто интересно ему. Подошёл, сел рядом на корточки, стал собирать гвозди.
- Зачем столько досок? - спрашивает. - Здесь на собачью будку хватит или на крольчатник.
- Крольчатник?! Собачью будку?! - от злости я забыл даже, что не надо бы деду рассказывать, всё выложил. Что строю себе дом и буду в нём жить, подальше от всех, и ещё сказал, что теперь этот вот угол сада мой, и крыжовник тоже мой. Просто очень на деда злился за собачью будку и крольчатник. И палец на ноге болел, сильно всё-таки меня доской гвоздануло. Выорал я всё это деду и тут же пожалел. Всё, думаю, делу конец. И вправду ведь досок мало, и от деда теперь точно влетит.
Но он почему-то не стал ругаться и погрустнел.
- Необитаемый остров, значит, - говорит он, и садится на доски. - Робинзонить надумал.
- Чего? - спрашиваю.
- Ну, тут у тебя что-то вроде необитаемого острова, где жил Робинзон.
- Это который с доктором Айболитом? - спрашиваю. Читал я об этом Робинзоне, у него был корабль, только никакого острова, да ещё и необитаемого, там не было.
- Нет, - говорит дед. - Это был не тот Робинзон. Я вижу, ты плохо приготовился к жизни вдали от всех.
Это он точно сказал. Досок взял мало, о гвоздях вообще забыл.
- А как к ней готовиться? - спрашиваю. - К жизни.
Он подумал немного, потом поднял палец кверху и говорит:
- О! Я знаю, как мы с тобой поступим. Погоди, я сейчас.
Он покряхтел, вставая, и пошёл к дому. Я тогда подумал, что если бы дед не горбился и не кряхтел - не выглядел бы таким старым. Вернулся он быстро. Книгу мне принёс: взрослую, толстую, в твёрдой обложке и с картинкой на первой странице, а на картинке - бородатый старик с ружьём.
- Вот говорит. Если всю прочтёшь внимательно, считай, что готов к самостоятельной жизни на острове. А потом я тебе помогу строить, нужен ведь Робинзону Пятница.
- Пятница не 'он', а 'она', - говорю. - И зачем она нужна - пятница, воскресенье гораздо лучше. По мне - так лучше семь воскресений, чем одна пятница.
- А вот прочтёшь внимательно, тогда поймёшь, зачем Робинзону на необитаемом острове Пятница. Эта книга очень полезная, о постройке дома в ней много написано. И о том, как делать лодку.
Ладно, думаю, если о постройке дома - я прочту. Но лодка мне ни к чему, до реки километров десять, а до моря и того больше. И стал читать. Скоро дед опять пришёл, и говорит:
- Темно здесь, пойдём в дом. Поужинаем, потом ещё почитаешь. Доски пусть лежат, а инструменты давай занесём.
Да, думаю, инструмент лучше занести, чтоб не смыло приливом. Пошёл я следом за дедом: он тащил ящик, я нёс книгу, пальцем страницу держал, чтобы не потерять. Иду и думаю: подзорную трубу бы нам на остров. Или бинокль, такой, как дед привёз с фронта. Догнал я деда и спрашиваю:
- А бинокль твой где?
- Дома, - говорит. - Но если хочешь, я привезу сюда.
Смотрю - тяжело деду нести ящик. Всё-таки он старый, волосы совсем седые. Вдруг он скоро умрёт. Кому тогда бинокль достанется?
- Деда, - спрашиваю. - А когда ты умрёшь, можно я бинокль себе возьму?
Он взошёл на веранду, поставил ящик, выпрямился. Не отвечал долго, смотрел на небо - темно, от солнца одна багровая полоска. Сверчков слышно. Вечер.
- Можно, - ответил он. - Бинокль у тебя тогда будет, но не будет Пятницы. Докуда ты дочитал?
- Дотуда, где он лазит на гору высматривать корабль.
- А! - говорит дед. - Тогда понятно. Ну, пойдём ужинать.
Но я не сразу пошёл. Представил, как я на острове, и бинокль у меня есть, но нет деда. И никто не покажет, как делать из досок угол, и не спросит - что случилось? - когда проклятая доска соскочит и попадёт по пальцу. Я вышел на крыльцо, глянул на закат. Не совсем стемнело, но одну звезду видно. Я оглянулся. Над столом лампа, под ней светло. Я поёжился - прохладно вечером, лето кончается. Мы не в тропиках, у нас бывает зима. А хочется, чтоб всегда было тепло.
***
Володе показалось, Горин рассматривает гвоздь целую вечность, но времени прошло не очень много. К тому моменту, как в аппаратную влетел Сухарев, не было сказано ни слова больше.
- Что это вам вздумалось?! - напустился на инспектора Андрей Николаевич. - Много себе позволяете, Владим Владимыч, или как вас там! Зачем вы... А!
Заместитель директора заметил на ладони Яна гвоздь.
Интересно было наблюдать за сменой выражений на изрядно покрасневшей физиономии Андрея Николаевича: сдержанный гнев, недоумение, затем на какой-то миг глаза опустели, после чего лицо снова стало похоже на маску.
