- Шесть корневых образов есть, - сообщила Инна. - Одного не хватает. Андрюша, хочешь просмотреть инварианты?
Сухарев подошёл к терминалу, взял стул, уселся, потом попросил:
- Нет, сначала посмотрим образный видеоряд. Дай-ка мне видео, всю цепочку образов.
И снова перед ними в экранном окне запрыгали по полу янтарные бусы. Володя пришлось выбирать: эти двое или Ян? Он остановил выбор на Горине - сунул руки в карманы и как бы невзначай подошёл к перегородке.
Душку доктора тоже терзали сомнения. Всё было странно: и то, что инспектор вернулся с разбитыми кулаками, и то, что не захотел выяснять вопрос об исчезновении Светы, и то, что Сухарев отнёсся к пропаже лингвистки равнодушно - всё это было подозрительно. 'А ведь инспектор просил не выходить из бункера! - думал Дмитрий Станиславович. - И теперь он так спокойно говорит - она у себя. А ведь пистолет мог быть у неё! Инспектора в тоннеле нашла она. Сигареты Яну тоже могла подбросить. А лже-инспектор, узнав об этом, мог...'
Дмитрию Станиславовичу стало нехорошо, когда представил сначала Свету, потом руки инспектора с разбитыми в кровь костяшками, испачканный извёсткой комбинезон...
'Так испачкаться он мог только в бывшем массажном кабинете, где теперь барахло валяется. И тело там же мог спрятать'.
У Синявского пересохло во рту. Он пересилил себя, подошёл к инспектору и спросил вполголоса:
- Владимир Владимирович, вы заходили в массажный кабинет?
- Пришлось, - коротко ответил инспектор.
- Что вы там делали?
Володя глянул на психофизика с интересом и не без уважения:
- Сами догадались?
Синявский сглотнул, потом, страдальчески подняв брови, тихо спросил:
- Что вы с ней сделали?
- С кем?
- Сами знаете.
- А, вот вы о чём! Пришлось её отодрать, уж извините. Обстоятельства.
- Что?! - старому психофизику показалось, что спросил громко, на самом деле его едва хватило на хриплый шёпот. - Что?! Что вы сделали с телом?
- С чьим? - удивление заставило Володю отвлечься от наблюдения и повернуться к доктору.
- Светы, - через силу выговорил тот.
- Причём здесь её тело? А! Я понял. Вы подумали... Чепухи всякой детективной начитались, дорогой доктор. Извините, но... Я говорил о старой вешалке. Отвлекаете всякими глупостями, а я, между прочим, делом занят.
В голове у Дмитрия Станиславовича образовалась каша: 'Массажный кабинет... Извёстка... Старая вешалка... Занят делом... Следит...' - он непроизвольно перевёл взгляд с раздосадованного инспектора на объект наблюдения и вскрикнул:
- Где он!?
Горина в комнате не было.
- Тише! - прошипел инспектор. - Быстро сдвиньте перегородку!
Он подтолкнул доктора к пульту, думая: 'Только бы 'Аристо' не заартачился'.
- Но...
- Делайте что сказано, - шепнул инспектор.
Синявский от растерянности послушался, подошёл к пульту, нажал. Перегородка сдвинулась с места, поехала. Володе казалось - еле ползёт. На бегу услышал, как Сухарев спросил:
- Митя, зачем вы?!
'Только бы Аристотель впустил. Если Света сделала, что обещала... А если нет? Тогда я труп', - думал Володя, нажимая клавиши пульта. Одновременно полез в карман. 'Вот сволочь, зацепился, вылезать не хочет'. Он не успел обрадоваться тому, что 'Аристо' открыл дверь, на эмоции просто не хватило времени. Ян был в аппаратной, - неловко ломился в лабораторию картографии мозга, нажимая на дверь плечом.
- Остановитесь, Ян Алексеевич, - негромко сказал инспектор.
Ян вздрогнул, затравленно оглянулся.
В руке инспектора...
***
Я остановился на пороге. За спиной заныл электродвигатель, с шелестом закрылась, дверь. Что тут? От серых, в рост человека... Тумб?.. Шкафов?.. Да, от шкафов с округлыми краями протянуты были гофрированные трубы, у стены они поворачивали и дальше шли рядом, в сторону Пещеры Духов. Как будто там осьминог. Только ног у него больше восьми. Шкафы соединяла труба потолще, до половины утопленная в пол. Когда выключились дверные двигатели, я услышал тихое сипение. Так воздух выходит из неплотно завязанного воздушного шара. Дышит. Чудовищная машина. Зачем она? Тот рыжий говорил о квантовых моделях, но ведь квантовые модели строят в этом... Со словами беда. Невозможно без них думать, ничего не вспоминается.
Я оскалился, стукнул себя ладонью по лбу, но лучше не стало. Нет, так не пойдёт. Те скоро меня хватятся, начнут искать. С машиной после разберусь. Помнится, здесь была дверь. Может...
Я двинулся вдоль ряда шкафов.
Вот она. Дверь как дверь, табличка на ней: 'Лаборатория картографии мозга'. Нет, это враньё, что лаборатория. Я помню, именно там это было. Крик, слёзы. Пытки. Почему мне кажется, что не эти трое палачи, а я сам? Надо войти. Повернуть ручку, открыть. Нет, заперта.
Я налёг плечом. Дверь поскрипывала, не поддавалась. Бесполезно. А если с разгону? Нашумлю. Ещё раз поднажать?
- Остановитесь, Ян Алексеевич, - за спиной голос. Не успел. Что делать?
Этот верзила в синей перепачканной одежде улыбался, руку вытянул. В руке... Нет, он без угрозы. Хочет отдать?
Я взял у него это. Как оно называется? Гвоздь. Погнут слегка. Помнится, такие гвозди были у меня, когда...
***
...я захотел построить себе дом. Пусть пока без гаража и камина, но чтобы был подальше от моих, раз они ничего не понимают. Пусть, думал я, без меня тут занимаются своими преобразованиями, а я буду делать что хочу. Возьму у деда инструменты, возьму доски. Гвозди нужны.
Это через день было после того, как отец с дядей Вадиком застукали меня в машине с сигаретой в зубах.
Я решил начать с досок - они самые тяжёлые. Досок полно за домом, где у деда верстак, надо натаскать побольше, чтоб хватило мне на дом. Кроме деда на даче никого не было - понедельник, август, мои на работе, а у деда отпуск не кончился. Ясно было, он не заметит, как я утащу доски. После обеда всегда спит.
Одна доска показалась мне лёгкой, и я прихватил три. И всадил занозу, потому что третья доска ёрзала. Ну ладно, подумал я, мне бы перетаскать до границы, где кусты крыжовника, а дальше как-нибудь, не торопясь.
Доски были разной длины, обрезки, но ничего. Я брал без разбора, таскал и сваливал возле крыжовенных кустов. Упарился, все руки в занозах. Жарко, август. На крыжовник старался не обращать внимания, это после. Куча досок росла убийственно медленно, а та - что у верстака, - и не думала уменьшаться. Так я до вечера не управлюсь. Дед проснётся, застукает. Может, хватит? Пересчитывать я не стал, решил - не дворец же строить, а дом, и не на целую ораву, а для меня одного. У соседей бубнили последние известия, с той стороны тянуло дымом яблоневых дров и чем-то сладким. Тётя Люба с вареньем возилась, наверное. Вчера матери говорила: пропасть, мол, в этом году яблок, что делать - прямо не знаю. Интересно, что я-то буду есть, когда поселюсь в своём доме? Тут я спохватился - строить не начал, а уже о еде. Сначала стройка - потом остальное, а то дед проснётся. Тут мне пришло в голову, что сначала надо было взять дедовский инструмент, чтобы потом не возвращаться.
