В первые месяцы работа в ТС представлялась Хеглунду чем-то вроде виртуального развлечения – заброска, встреча с агентом, получение сведений, возвращение на базу. Каждый этап был тщательно просчитан, а экипировка сводила возможность провала практически к нулю. Но с тех пор многое изменилось. Свен словно рухнул лицом в грязь на полной скорости, столько всякой дряни и мерзости довелось увидеть и пережить. С какими откровенными ублюдками пришлось иметь дело! Когда насмотришься на таких и поймешь, что здесь считается стандартом нормального человеческого поведения, то даже некоторые операции ТС – временами чересчур циничные на взгляд Хеглунда – покажутся верхом благородства и политкорректности.
Еще совсем недавно – было дело, чего скрывать! – он считал всех местных грубыми, неотесанными дикарями. Людьми второго сорта. И солмаонцев, и гильдейцев, и даже чжаньцев, которых ни разу еще не видел воочию, только на видео. И пока Квашнин своей риторикой не поставил его на место и не разъяснил на пальцах всю пагубность такой логики, полагал вполне здравой идею отстрела неудобного географа.
Впрочем, те, с кем ему приходилось общаться, действительно не производили впечатления цивилизованных людей. Мелкие душонки, насквозь гнилые и продажные, способные на любую подлость ради горсти медных монет. Командир говорил, что в Чжандоу даже есть специальная профессия – доносчик. Уважаемая, кстати, не хуже любой другой. В гильдии и в Солмаоне это выражено не так явно, но, тем не менее, и здесь любой готов продать не только ближнего, но и свою страну, вообще любую ценную информацию за сходную сумму. Причем не важно кому – государству или иностранному шпиону. Кто предложит кусок пожирнее. Тайной Службе при полном непрофессионализме ее агентов именно поэтому удавалось столько времени обходиться без серьезных провалов и вести операции относительно успешно. Она просто больше платила.
Но ведь была еще и Илама…
Наверное, если бы Свена спросили, он бы не смог рассказать, чем же она так отличается от своих соплеменников. Долго бы мялся, пытаясь объяснить необъяснимое, с трудом подбирал слова, не факт, что смог бы. В общем, выставил бы себя на посмешище. Командир и так уже над ним насмехается, запал, мол, на девчонку с Веселой улицы.
«Ну, и запал! А что здесь такого?» – Свен-Саргамо улыбнулся. Протянул девушке руку, помог вылезти из импровизированной ванны. Когда она перекинула ногу через край и сделала первый осторожный шажок, он неожиданно дернул ее на себя.
Илама взвизгнула, потеряла равновесие и упала прямо в его объятия.
– Не бойся, – сказал он. – Я тебя спасу.
– Спасешь? – игриво переспросила она. – От скуки и любовных томлений?
– От всего.
«И в первую очередь от тебя самой, – добавил Свен мысленно. – Еще два-три года и ты погрязнешь во всем этом. Станешь обычной моряцкой подстилкой, полностью испоганишь свое тело, к тридцати будешь выглядеть на все семьдесят. Выйдешь на „пенсию“, с трудом накопленные гроши вложишь в доходный дом и станешь вроде вон толстой Бреды, хозяйкой постоялого двора. Или „мамашей“ веселого заведения. Нет, я тебя здесь не оставлю. Когда все это закончится, попробую уговорить командира вывезти тебя отсюда. Он, конечно, согласится, не сразу, но согласится. Должен же понимать… Игорь лишь разыгрывает перед нами умудренного жизнью циника. Правда, не без успеха, многие верят, да и я верил до недавнего времени. Но после того разговора, на корвете… я понял – ему во сто крат тяжелее, чем нам. Мы – Ли, Мирик, Дюваль и я – видим только часть картины, только то, что происходит вокруг. Командир видит все сразу и с разных планов. И отвечает за все тоже он. Нет, он не откажет…»
Конечно, Свен понимал, что зря тешит себя надеждами, выдавая желаемое за действительное. Командир вряд ли разрешит доставить в колонию местную девушку. Даже думать не хочется, к каким последствиям это может привести. Начиная от глупого любопытства, когда все свободные от работы соседи будут приходить пялиться на «дикарку», и заканчивая очень неприятными выводами для всей ТС. Мол, чем это вы там занимаетесь? На наши кровные средства себе из-за океана баб вывозите? Земные не дают, что ли?
Потому он и вел себя с Иламой так странно. В те немногие минуты, когда он мог позволить себе расслабиться и забыть обо всем, Свен просто был собой. Ему хотелось исполнять ее желания, оберегать и защищать, дать ей почувствовать себя женщиной, а не товаром. Но потом приходилось возвращаться в обыденный мир, жесткий и неприглядный, и он сознавал, что своим поведением может научить ее доверять людям и верить в сказки, а значит – сделать беззащитной перед мерзостью той жизни, к которой она привыкла. Тогда Илама просто погибнет, как улитка, внезапно лишенная нерушимого панциря.
И Свен специально показывал, что девушка ему не интересна, не обращал на нее внимания, грубо обрывал робкие попытки выяснить, что случилось, а в первый раз даже продал Иламу Рибауну, чего до сих пор не мог себе простить. Он видел, что ее ранило такое поведение, но все равно гнул свою линию. Зато, если он все-таки не сможет вытащить ее, она останется своей в этом мире. И через какое-то время, когда сотрутся воспоминания о высоком северянине с мертвыми глазами, все станет как прежде.
– Спасу, – повторил он и добавил по-шведски: – Клянусь, я все для этого сделаю.
Девушка даже и не старалась делать вид, будто поняла, что он сказал. Наверняка, на своем скамиррском языке. Мужчины бывают такими таинственными!
– Пойдем, спасатель! – Илама потащила его к кровати. На этот раз он не сопротивлялся.
Но им не удалось насладиться друг другом. Не прошло и одной стражи, как в дверь осторожно поскребся прислужник:
– Господин Саргамо, к вам гости!
Аристократ с сожалением оторвался от губ Иламы, провел рукой по груди.
– Отложим ненадолго, хорошо? Надо поговорить с Рибауном.
Илама нехотя завернулась в покрывало и сморщила носик.
– Опять этот прокисший кожевенник!
– Не бойся, – Саргамо чуть улыбнулся. – Он к тебе и близко не пойдет. Посажу его за стол, запах тебя не побеспокоит. Лежи здесь, изображай нетерпение. Пусть побыстрее уйдет.
– Это не сложно. Мне и изображать ничего не нужно.
Она потянулась, да так выразительно, что он захотел послать в неведомую даль всех кожевников мира, закрыть дверь на засов и провести с Иламой в постели пару дней. Саргамо зажмурился, стараясь избавиться от наваждения.
С трудом, но удалось.
– Так? – невинно спросила Илама.
– Нет, так, пожалуй, не стоит. Просто смотри на него, гримаску сострой, пусть поймет, что не нравится тебе и вообще – не вовремя.
