— Пресвятая сила! — пробормотал Рокстон в сильном смущении и почему-то подергал себя за усы. — Как же мы могли забыть об этих несчастных? Ну, вставай, вставай, приятель! Оставь мой ботинок в покое.
Немного приободрившись, Саммерли набивал свою трубку.
— Конечно же, надо позаботится и о них, — произнес он. — Вы нас всех вытащили, можно сказать, из когтей смерти. Славно потрудились. Нет слов, чтобы выразить мое вами восхищение.
— Это было просто потрясающе! Потрясающе! — восклицал Челленджер. — Не только мы лично, но и вся европейская ученая общественность перед вами в долгу. Не сомневаюсь в том, что гибель таких светил как Челленджер и Саммерли нанесла бы невосполнимый урон современному естествознанию. Вы, господин Рокстон, и вы, господин Мелоун, проявили себя как истинные герои.
Лицо Челленджера светилось покровительственной улыбкой. Но ученая общественность очень бы удивилась, если бы имела возможность в эту минутку наблюдать своего любимца, свою гордость, и оплот. Сбитые в беспорядке длинные космы, голый мохнатый торс, изодранная в лохмотья одежда. Его колени стискивали открытую консервную банку, и он прямо пальцами зачерпывал в ней и отправлял в рот куски австралийской баранины. Индеец испуганно посмотрел на него, и, тихонько вскрикнув, опять прижал лицо к ботинку лорда Джона.
— Ну, ну, дружище, успокойся! — говорил лорд Джон, наклоняясь и поглаживая припавшую к его ноге черноволосую голову. — Вот, ведь, незадача, мистер Челленджер. Ваш вид напугал этого парня. Впрочем оно и понятно… Не бойся, малыш. Это — такой же человек, как мы все. Понимаешь?
— Но это уже черт знает что! — возмутился Челленджер.
— Не стоит обижаться, профессор. В конце концов, нам всем следует благодарить судьбу за то, что у вас… скажем так, неординарная внешность. Если бы не ваше сходство с…
— Достаточно, Рокстон. Вы себе слишком много позволяете.
— Ну что поделать? Ведь факт — налицо.
— Давайте сменим тему. Ваши замечания, по меньшей мере, — бестактны. И к тому же они сейчас совершенно не к месту. Нужно подумать о том, как поступить с индейцами. Конечно, их придется препроводить домой. Надо как-то узнать, где они живут.
— На этот вопрос как раз ответить не трудно, — сказал я. — Они живут в пещерах с противоположной стороны центрального озера.
— Вот как? Вы уже в курсе? Еще раз, браво, наш юный друг. Однако я полагаю, отсюда туда достаточно далеко?
— Миль около двадцати, — ответил я.
Саммерли застонал:
— Мне сейчас не одолеть такой дороги. К тому же, слышите? Эти твари продолжают нас искать.
Из леса опять доносились отдаленные завывания и квакающая трескотня обезьяньих голосов. Индейцы снова затряслись от страха.
— Именно поэтому нам нужно немедленно уходить, — сказал лорд Джон. — Чем раньше, тем лучше. Обезьяны знают об этом лагере и скоро сюда нагрянут. Вы, юноша, помогите Саммерли, а индейцы возьмут все необходимые вещи. Пойдемте, пока они нас не обнаружили.
Уже через полчаса мы достигли нашего нового зеленого убежища, того самого, которое лорд Джон недавно помечал зарубками, и в нем укрылись. В течение всего остатка дня были слышны обезьяньи крики, несшиеся от поляны, где остался форт Челленджера, но к нашему нынешнему месту они не приближались, и мы все: белокожие и краснокожие беглецы, наконец, уснули глубоким сном. Среди ночи я был разбужен тем, что кто-то тянет меня за рукав. Открыв глаза, я увидел возле себя Челленджера.
— Я знаю, что вы ведете дневник, чтобы потом опубликовать происходящие с нами события, — сказал он очень торжественно.
— Конечно, веду. Я сюда и попал как газетный корреспондент, — ответил я.
— Да, да. Разумеется. Вы конечно обратили внимание на глупые замечания лорда Рокстона о том, …о том, что будто бы есть некоторое внешнее сходство…
— Да. Обратил.
— Надеюсь, мне не нужно убеждать вас в том, что публикация такой ахинеи, и вообще любая неточность в изложении событий, касающихся лично меня, была бы мне крайне неприятна.
— Я буду писать только правду.
— Лорд Джон слишком по-особому видит мир. Это говорит о его творческой натуре, но отнюдь не о способности устанавливать истину. Вы улавливаете мою мысль?
— Вполне.
— Так я полагаюсь на вашу скромность, — сказал Челленджер и, немного помолчав добавил. — А обезьяний вожак был не таким уж заурядным существом. Разве не так? По-своему привлекательная и даже наделенная некоторым интеллектом личность. Разве вам самому это не показалось?
— Да, весьма привлекательная, — ответил я, и профессор, вздохнув с облегчением опять лег спать.
Мы надеялись, что преследующим нас обезьянам не известно о нашем новом убежище в густых зарослях. Вскоре, однако, нам пришлось убедиться в своей ошибке. В джунглях стояла тишина. Никаких звуков, кроме легкого шелеста листвы и утреннего щебетания птиц. Но по приобретенному горькому опыту мы уже знали до чего хитро и коварно могут действовать эти твари, часами и даже днями терпеливо выжидая подходящего для атаки момента. Не знаю, как сложится моя дальнейшая судьба, но твердо убежден, что за всю прежнюю жизнь я никогда не был так близок к гибели, как в это утро. Впрочем, позвольте — все по порядку.
После страшных потрясений вчерашнего дня, усиленных долгим голоданием мы проснулись утром не вполне окрепшими. Саммерли все еще оставался настолько слаб, что с трудом держался на ногах, но, будучи гордым человеком, старался это скрыть.
На совете было решено: в течение двух оставаться на месте, организовать хороший завтрак, в котором все сейчас очень нуждались, а затем продолжить путь в направлении к центральному озеру, обойти его по берегу и приблизится к пещерам на противоположной части плато, где по моим наблюдениям обитали индейцы. Так как мы являлись спасителями нескольких человек из их племени, то надеялись, если и не на радушный (кто их знает, этих туземцев), то уж, по крайней мере, не на враждебный прием. Знакомство с представителями человеческой расы было твердо решено считать последним этапом в изучении нашей экспедицией земли Мейпла Уайта, после чего мы намеревались все усилия сосредоточить на поиске способа покинуть плато. Даже Челленджер на этот раз не возражал. Теперь, держась одной группой с туземными индейцами, мы имели возможность хорошо их рассмотреть вблизи. Это были маленькие, поджарые, мускулистые, очень подвижные, гармонично сложенные мужчины. Их длинные блестящие черные волосы скреплялись на затылке в пучок при помощи кожаных ремешков. Вся одежда состояла из кожаных же повязок на бедрах. Безволосые миловидные лица светились добротой. Разорванные мочки ушей кровоточили. Наверное там недавно висели украшения, но варвары обезьяны ободрали их вместе с ушами. Индейцы оживленно беседовали на приятно певучем, гортанном наречии. Не понимая ни слова, мы со временем усвоили, что себя они называют «аккала». Потом, потрясая кулаками в сторону джунглей с лицами исказившимися страхом, смешанным с ненавистью, они несколько раз прокричали: «дода», «дода». Ясно, что так у них звались заклятые враги обезьянолюди.
