— Нет. То есть да. За завтраком. Потом я видела его там. Но разговаривать с ним уже было нельзя.
— Что же могло случиться? Попробуйте вспомнить обо всем, что происходило в субботу. Быть может, какая-нибудь незначительная на первый взгляд деталь окажется важной.
— Боюсь, что толку от меня будет немного. Суббота ничем не отличается от всех остальных дней. Ничего особенного не случилось. Завтрак прошел, как обычно, — за столом велась ленивая беседа. Потом я пошла в ординаторскую, затем — в кабинет. Кстати, хотите посмотреть? — Она позвала Родина в соседнюю комнату. — Это химическая лаборатория и аптека. К счастью, мы ею не часто пользуемся. Здесь ни у кого еще ни разу не болела голова.
— Вернемся к субботе. Астроном Ланге утверждает, что он около получаса провел в фотолаборатории.
— Да, если не считать того момента, когда ему понадобился бромистый калий.
— И вы говорите, он ушел через полчаса?
— Да, около одиннадцати, незадолго до того, как прозвучала тревога.
— Незадолго? Минут за пять, десять, за минуту?
— Минут за восемь-десять. Кто бы мог подумать, что это последние минуты Шмидта? Невероятно! Сразу же после Ланго я тоже вышла. Когда он прощался со мной, я уже надевала скафандр. В коридоре мне встретились Глац и Мельхиад. Я прошла шлюзовую камеру и направилась в оранжерею.
— По дороге никого не встретили?
— Нет. Я только видела, как несколько раз зажглись рефлекторы ракетоплана. Вероятно, в нем был Нейман.
Казалось, Рея чего-то не договаривает, она все время настороже. Но почему? Боится сказать лишнее?
Родин поднялся и извинился за беспокойство.
В комнате следователя Гольберг со вздохом вынул листок со списком подозрительных лиц.
— Вы готовитесь вычеркивать? — спросил Родин.
— Да, но кого?
— Видимо, обоих, не так ли, доктор?
— Итак, у нас остаются?…
— Маккент и Нейман — двое из тех троих, что прошли парашютную тренировку.
— И Юрамото.
— Да, Юрамото с вывихнутой стопой.
Зеленый оазисИздали оранжерея напоминала гигантские мыльные пузыри, вздувшиеся над поверхностью Луны.
— Здесь нет ни одного кусочка ровного стекла, — комментировал Гольберг, — стеклянные купола должны быть очень прочными, чтобы противостоять внутреннему давлению. Под каждым куполом — одна из секций оранжереи, герметически отделенная от других.
Маккент поднялся навстречу посетителям, его глаза выдавали нескрываемое любопытство.
— Вы хотите осмотреть оранжерею? Правильно, никакая цветная фотография не передаст того, что вы сами здесь увидите. Вы интересуетесь ботаникой?
— Каждый из нас в какой-то мере интересуется ботаникой. Майор оглядел небольшой кабинет. Полки, на которых стояли батареи пробирок и колб. Стол с различными микроскопами и тиглями. Грядка, которая словно купалась в синем ксеноновом свете. — Хоть я и не специалист, но, разумеется, помидоры от свеклы отличу. Однако, признаюсь, таких плодов я не видывал.
— Это не помидоры, это редиска, — улыбнулся Маккент, одно из наших маленьких чудес — результат деятельности моих предшественников. После меня продолжит опыты кто-нибудь другой. Каждый подсыпает свою горсть зерна жерновам, и в конце концов мы достигнем цели — изменения биологических особенностей растений. Мы поставим агротехнику с ног на голову.
Биолог отложил гигантскую редиску и освободил два стула, смахнув с них комья глины.
— Присаживайтесь. Вы ведь приехали сюда не на экскурсию. Видимо, речь пойдет о том несчастном случае?
— Да, и в этой связи я бы хотел задать вам несколько вопросов.
— Ну, конечно, я готов ответить, хотя и не уверен, что могу быть вам полезным. Вам уже удалось что-нибудь выяснить?
— Мы ищем кончик нити, которая привела бы нас к истине. Как по-вашему, что могло толкнуть Шмидта на столь непонятный шаг? Казался ли он вам человеком отрешенным, чем-то озабоченным?
— Нет.
— Но ведь должна была быть какая-то причина, — начал доктор, — сейчас не то время…
— Не то время?
Маккент иронически улыбнулся.
— Разумеется, техника движется вперед семимильными шагами. А наивные люди полагают, что человек также претерпел огромные метаморфозы, что его удастся втиснуть в прокрустово ложе идеального общества. Благо, по их мнению, социальные корни нежелательных тенденций устранены…
— Но по-прежнему существуют следователи и даже целая наука — криминалистика, вы это хотите сказать? — перебил его Родин. — Было бы по меньшей мере легкомысленно столь упрощенно смотреть на вещи. Выращивая свои растения, вы стремитесь уменьшить потери за счет устранения вредного влияния среды. Аналогичная задача стоит и перед нами. Я согласен, что с растениями проще и быстрее, чем с людьми. Но вырастить здоровые, выносливые растения, которые не сломает первый же порыв бури, не свалит ночной мороз, которые не боятся засухи, — для этого нужно время. Не только в природе, но и в обществе.
— Тем самым вы признаете, что и у вас есть свои невзгоды. И не только стихийные.
— Мы же не говорим, что наш путь устлан розами. Кстати, и у роз есть шипы. Как биолог, вы должны это знать.
— Ваша работа, — сказал Маккент, — полезна для общества. Вы кружитесь около виновного, а он об этом не знает. А может быть, и знает… нет, не хотел бы я быть в его шкуре — круг сужается.
— Наверное, это не очень приятно. — Взгляд майора был устремлен куда-то вдаль. Неясная мысль коснулась его сознания, будто слова Маккента что-то ему подсказали, но он не мог уловить этой мысли. — Однако вернемся к Шмидту. Когда вы его видели последний раз?
— Затрудняюсь сказать. Очевидно, за завтраком. Да, совершенно верно — в столовой.
— А что вы делали потом?
— Работал. Здесь, в оранжерее. Потом надел скафандр и совсем собрался в лабораторию, как вспыхнула ракета и прозвучал сигнал тревоги. Я сразу понял, с кем несчастье.
— Что вы имеете в виду?!
— Ракета вспыхнула над радиотелескопом, а там работал Шмидт. Я прошел шлюзовую камеру и побежал к базе.
— Вы никого не встретили по пути?
— Никого.
— У входа вы были первым. Не подскажете ли, в каком порядке прибежали остальные?
— Попробую вспомнить. Через несколько секунд появилась Рея Сантос. Потом из базы выбежали Глац и Мельхиад, следом за ними — Нейман и Юрамото, и наконец появился Ланге. А, собственно, вам это к чему?
— Мы хотим восстановить полную картину.
На обратном пути доктор молчал. Он заговорил, лишь сняв скафандр в комнате Родина.
— Н-да, — он покачал головой, — Маккента придется вычеркнуть. Нет сомнения, что именно он был первым у входа. Меньше чем через две минуты после появления ракеты. Никакие силы не могли помочь ему пробежать расстояние от радиотелескопа сюда, вниз, за две минуты.