Кошмар. О чем не думай — хуже не бывает.
Анжина выдавила улыбку, остановившись там, где должен быть стол, повела рукой и нащупала спинку стула, села. На том ее эксперимент закончился: что перед ней и где она не знала.
Кирилл с тревогой наблюдал за женщиной: странный взгляд, натянутая улыбка на бледном лице, которое казались маской. С Анжиной явно что-то происходило, но что — понять не мог.
— Все хорошо?
— Замечательно.
И такая жизнеутверждающая улыбка в ответ, что Кирилл растерялся. Может, вчерашнее наваждением было?
— Сердце не болит?
— Сердце? Нет.
— Хорошо, — потер затылок, сомневаясь уже даже в своей памяти. — Давай кушать?
— Да, — и опять сидит.
— Не нравится завтрак?
— Каша надоела.
— Сегодня омлет.
— А-а.
Взялась за приборы, но неуверенно, и руки… Стоп!
Кирилл замер, глядя на то как женщина снимает крышку с тарелки — на ощупь. Блажь? А в голове сложилось: астрогеография для слепых и этот жест. Но поверить, что Анжина не видит, он не мог. Неуверенно и осторожно провел перед ее глазами ладонью. Ноль, она как будто не заметила.
— Масло? — подал масленку. Анжина качнула головой:
— Спасибо, не надо.
А взгляд не на прибор и не на собеседника, а будто вне, в пространство. Кушает, но неуверенно и неуклюже. Кирилл холодея от догадки, но, еще не веря в подобное, осторожно встал и неслышно подошел к Анжине, присел на корточки рядом, заглядывая в глаза, которые казалось, рассматривают пищу. Ничего подобного — она смотрела в одну точку и явно видела не больше крота.
Мужчина вновь провел ладонью перед глазами и, убедившись, что женщина не видит, осел на пол, накрыв руками затылок. Допрыгались, доиздевались! Все Ричард и его друзья! Что Коста — врач — садист, что Крис — знатный дегенерат! Вольно им было изголяться и вот вам результат! Хорошо хоть клон…
Клон! Какой к чертям клон?! А то кукла знает, что такое боль! И даже при ее актерском таланте не смогла бы сыграть синие губы и черные глаза!
Всевышний, смилуйся!
В какую бездну пала человечность! Куда исчезла?!
Добиться встречи с королем и все рассказать?
Нет! Он не понял что перед ним жена, знать не хотел, не слышал и не видел, калекой сделал, и все потому что от ярости ослеп! Не слышал? А Кирилл никогда Анжину не слышал, но разве меньше оттого любил? И неужели любовь базируется лишь на глупом слышу и не слышу, а как же чувствую? А как же то, что чувствует она? Как живет, чем дышит, что в душе у нее, в конце концов?! Неважно, да? Клон.
Клон!
Устроил же Паул! Впрочем, братья друг друга стоят!
Анжина умерла? Пусть считают мертвой, а Кирилл выходит ее и будет рядом, и пока жив, ни один из Ланкранцев к ней близко не подойдет. Хватит с нее их заботы!
Он тоже, хорош! Ведь сразу было ясно — не клон — Анжина! Она ведь говорила! А он не верил. И Коста с его увереньями…
Стоп!
Шерби поднялся и закрутился по столовой соображая: кто же тогда лежит в Полесье? Клон? Тогда как Коста мог спутать ту и эту Анжину? Намеренно, не специально? Что придумал Паул опять на голову королевы? Вживил ей чип? Убрал его из клона? Когда успел, как? К чему эти изуверские действия и столько затрат? Чего он добивается? Страданий? Тогда он должен быть рядом, чтобы лично видеть, как Ричард сгорает от тоски и истязает ту, о которой скорбит. Наблюдать, как Анжина чахнет и слабнет, как подвергается давлению и третированию со стороны любимого мужа. О, да, на это Паул вполне способен. Тогда он должен быть здесь, среди своих.
— Что-то случилось? — спросила женщина, услышав шаги Кирилла, что бродил вокруг стола.
— Ничего.
К чему ее беспокоить? Он все сделает, чтобы она больше ни о чем не тревожилась и ни в чем не нуждалась. На Энту увезет. Да, это выход. Там ни Паулу ни Ричарду ее не достать, хотя последний и пытаться не станет. И хорошо, и к лучшему. Кирилл вызовет Яна и он поможет Анжине. Все будет хорошо. Все будет хорошо!
Кирилл сел рядом с женщиной и вложил ей в руку яблоко:
— Кушай…
Яблоко.
Анжина почувствовала яблочный аромат и, показалось ей, что рядом кто-то хорошо знакомый. Парень с разудалым видом грызет семечки, сидя рядом с ней на лавке. Солнце светит. Невдалеке слышно как бьет по наковальне молотом кузнец, ржут кони, лязгают клинки и посмеиваются мужи, девушки переговариваются. И так спокойно на душе, так хорошо, что сердце щемит.
С ней ли это было? Есть? Где и когда?
Уйти туда бы навсегда.
Голова нещадно начала болеть, рука ослабла, выронила плод.
— Анжина?
Проклятое имя.
— Я не Анжина, — прошептала, прильнула к Шерби, обвив руками шею и, уставилась перед собой. Во мраке, что плыл перед глазами, опять как тени замелькали образы иной земли и мира, в котором благость. — Кони… Они летят и ветер им как друг.
Кирилл нахмурился, застыв: о чем она? В себе ли? И как доверчиво прильнула…
— Анжина, с тобой все нормально?
— Там кони.
— Кони? — обернулся и увидел лишь стену с голограммой водопада, софу. И понял, что все хуже, чем он думал. Но верить в то, что Анжина уходит от реальности, не хотелось. Слишком больно и страшно осознавать, что ты к этому причастен, и ничего не можешь сделать, не в состоянии хоть что-то изменить, хоть как-то помочь и вернуть.
— Не пугай меня, — прошептал, моля.
Женщина смотрела в одну точку и улыбалась — она не слышала его.
У Кирилла горло перехватило от жалости и злости на весь мир. Что за несправедливость?!
— Ты не могла сломаться. Не ты! Анжина? Посмотри на меня?! — встряхнул ее. Она сжалась, побледнела испугавшись. — Да, что с тобой, Анжина?!!
Лучше бы он молчал.
Женщина зажала уши, зажмурилась, задрожала.
— Прости. Я не хотел тебя пугать. Ну, успокойся. Анжина?
Кирилл и сам не на шутку испугался, заволновался, обнял ее, пытаясь успокоить. А сам ругал себя: грубиян! Чем отвлечь ее теперь?
— Давай сыграем в шахматы? — брякнул первое пришедшее на ум.
— В шахматы? — очнулась. Пробежала пальцами по его лицу. — Кирилл?
— Да.
— Извини… Со мной, что-то происходит… не знаю…
— Пройдет, — по голове погладил, а самому хоть плачь — смотреть на любимую не выносимо больно.
— Уверен?
— Да.
— А Ричард?
— Что?
— Уверен?
— В чем? — нахмурился: этот тут причем?! Мало натворил?!
Анжина потерла висок, пытаясь поймать ускользающую мысль и, не смогла, пожала плечами:
— Забыла.
— Значит, неважно.
— Наверное. Странно чувствую себя… Ты Кирилл?
— Кирилл, — зубами скрипнул: что за мука! Хочется закричать, сорваться, но нельзя пугать. — Ничего страшного, — заверил то ли ее, то ли себя. — Пройдет. Ты сильная, справишься.
