Ричард тяжело посмотрел на него, но ни слова не сказал. Чтобы Пит не думал, а он проверит каждого!
И сжал кулаки от бессилия: а что ему еще остается. Ни одной дельной мысли в голове, кроме одной — застрелиться. Душа от тоски высохла — ничего ее не трогает. На друзей, на детей, на себя, даже на Паула — ровно.
Потерялся он, совсем потерялся.
Закроешь глаза — темно, откроешь — темно, и в этом мраке слышно ржание коней, лязг металла, крики: "Гневомир!!", "Халена, уходи!!".
Откуда, кто?
Вспомнить бы, возможно тогда все встало на свои места. Анжина терла виски, металась по постели, мучительно пытаясь вспомнить хоть крупицу потерянных во тьме образов, понять хоть что-то.
— Стой, — преградил Кириллу путь охранник, второй подошел. Мужчина нахмурился, заподозрив каверзу или того хуже — репрессию.
— Я к себе иду, — протянул, пытливо поглядывая на лица мужчин. — Хорст?
Охранник отвел взгляд:
— Извини, у нас приказ задержать тебя.
— Кто его отдал?
— Граф Феррийский.
— Понятно. Надолго задержка? Мне нужно к себе.
— Сейчас он подойдет и разберетесь.
Пришлось смириться и подождать Криса.
Кирилл хорошего не ждал, но и ареста тоже. Без слов и объяснений его скрутили подошедшие охранники и отвели в комнату, о которой он был прекрасно осведомлен. Маленькое, от силы три на три бэга с матовыми стенами, помещение применяли для идентификации и исследований: сканирования, выявления модификаций и отклонений, жучков, чипов, чужеродных программ. Предметов!
— Эй!! — заколотил в стену Шерби, зная, что его видят. — Ты часом не рехнулся, граф?!! Ну, пингвин! Выпусти меня сейчас же!!
Идиот! Ой, идиот! — осел у стены на такой же дымчатый пол мужчина, не зная кого клять: себя, простофилю, что дался засунуть себя сюда или Войстер — отморозка известного. Или Косту, Ричарда? Всех этих дуболомов, свихнувшихся на Пауле параноиков. А зачем еще его сюда впихнули? Конечно, чтобы узнать, а не клон ли он, а не носит ли маску, а не засланный ли агент Ланкранца, напичканный до ушей всякими техническими и нано-органическими штучками?
— Идиоты!! — рявкнул вне себя.
И сколько его здесь продержат? И что еще решат проверить, и как? Им в головы все что угодно придет. Сиди и жди теперь, какая еще умная мысль посетит «мудрецов», а в это время Анжина одна! Ничего не видит, не в себе — что будет с ней? Когда, в какую минуту или час, пока он здесь прохлаждается по воле придурков, женщину накроет приступ лихорадки или станет плохо с сердцем, или кто-нибудь не решит поиздеваться над ней, или не сунут как Кирилла в «мышеловку» порезвиться?
Сволочи! — а больше слов нет.
Шерби вскочил, в сердцах пнул стену и бухнул по ней кулаками:
— Позовите короля!! Я сказал: позовите короля!!
— Много чести, — фыркнул в динамик Крис.
Кирилл зубами скрипнул и, смиряя гнев, процедил:
— Тогда Пита. С тобой я разговаривать не стану!
Сел на пол и закрыл глаза: Всевышний, помоги Анжине!
Эштер сидел за столом в кабинете и тупо рассматривал бутылку вина и зарядник. Небогатый выбор. И хоть то, хоть другое — не выход.
Вздохнул и нажал кнопку связи с Крисом:
— Ну, что?
— Ничего, — недовольно буркнул тот. — Молчит. По показаниям отклонений нет, чужеродных вживлений тоже. Шерби это.
— Почему молчит?
— Сильно гордый. Пару дней посидит — заговорит, как миленький.
— Смысл держать его два дня? Беседуй сейчас, а как — твое дело.
— Да не хочет он со мной разговаривать!
— Тогда пусть беседует Коста…
— Он только с Питом или с тобой желает, — с ехидством бросил Крис. — За игрушку свою переживает, видишь ли!
Ричард задумался. В сердце кольнула зависть — кто-то о ком-то беспокоится, кто-то кому-то нужен. Кто-то жив, живет, к чему-то стремиться, за кого-то боится, а у него на сердце лед и в душе темень, и ничего не надо, никого.
— Позови Пита и передай Кириллу… я присмотрю за его подопечной.
— Рич?!… - возмутился Войстер, но высказать все, что думает по этому поводу не успел — король отключил связь. Но с места не двинулся — так и остался сидеть. А куда спешить? К кому?
— Рич, ты опять этому хорьку волю дал?! Я, блин, изувечу его когда-нибудь!! — прогремел Пит, вваливаясь в кабинет.
Ланкранц хмуро посмотрел на друга, нехотя скинул в ящик стола зарядник и терпеливо повторил известное:
— Кирилла нужно проверить.
— На предмет чего и за каким лешим?!! — рявкнул тот, впечатав в столешницу кулак так, что подпрыгнула бутылка с вином. — Это вас, психов, проверять надо! На предмет мозговых повреждений!! Устроили здесь цугундер!! Ты всех нас с этим сыщиком хреновым через камеру сканирования проведи!! В белье еще покопайся!!
— Хватит орать! — процедил Эштер, взглядам придавливая Пита. Тот смолк и насупился, скривился презрительно.
— Совсем вы озверели. Клонов ищите, а сами давно в роботов превратились. Ну, и какого рожна ты куклу вчера во всех смертных грехах винил? На себя-то глянь — ангел, да?
— За ней присмотреть надо. Раз у тебя любовь к ней проснулась — ты куклой и займешься. Будешь за Кирилла.
— Все? — обалдел мужчина. — Сейчас все брошу — побегу со стервой клонированной лобызаться!
— Не хочешь? Тогда не кричи. Иди и займись делом. Крис тебя ждет.
— Я пойду, — протянул Пит, прищурясь на короля. — Но куда вы идете — вопрос. И сдается мне, не по дороге нам… друзья мои.
Ричард.
Сколько не вспоминай, сколько не занимай мозг, не отвлекай себя, копаясь в темноте и тишине памяти, на поверхность выходит лишь один мужчина — Ричард. Там за его спиной клубился дым отживших дней, сражений и побед, приобретений и потерь, там была она, а здесь ее не было — был лишь он.
Ричард.
Тоска, что скручивала душу и сердце, не давала покоя.
Я люблю тебя, — прошептали губы Анжины.
Заплакать бы, выпустить наружу боль, но как, если она единственное что ей осталось, что досталось от него.
Женщина поежилась — как страшно осознавать, что ты готова забыть все, простить, сломать себя, согнуть ради него. Даже не ради ответного жеста или простой улыбки — за то, что у нее есть возможность дышать с ним одним воздухом.
Где ты гордость?
Где ты сила воли?
Где ты логика и разумное мышление?
Где ты сама, когда любишь?
И что делать с этой любовью, когда нет сил любить, но еще невыносимее даже представить, что не любишь?
Ричард…
Кровь к крови, плоть к плоти, душа к душе — много лет. И вот в один час, один миг сросшуюся, сплавленную воедино с другой душой душу делят, пилят как по живому, напоминая, что она не твоя, а ты не ее. Как можно? Как пережить это открытие? Как свыкнуться с мыслью, что нет «их», а есть «он» и «она». Неделимое оказалось разделенным, распаянным — распятым. И Анжина чувствовала, что распинают ее душу, и готова была терпеть эти муку ради одной маленькой и хлипкой надежды, что может быть через сутки или год она вновь услышит его голос, и пусть с упреком, и пусть с ненавистью, но хоть так обращенный к ней.
