Обнаруживающаяся за этим символика показалась ему обидной, поэтому он заставил себя в окно посмотреть.
Там показывали то же, что и всегда: курчавые зеленя, детскую площадку без детей (тут же вспомнилась последняя работа Левинсона и Никольского о репродуктивном поведении жителей мегаполисов: толково, но не без натяжек, просили черкнуть две строчки, надо бы и в самом деле черкнуть), белое пустынное небо… кстати, почему пустынное? Он чуть прикрыл веки, припоминая, как ребёнком стоял у окна и зачарованно смотрел на вздувающийся белый след, процарапанный в синеве реактивным самолётом. Когда они перестали летать над Москвой? Надо бы уточнить… а, ладно.
Всё-таки дойти бы до ванной, а то он так может простоять, размышляя о своём, чёрт знает сколько времени. Был уже прецеденты — как, например, на юбилее академика Похеля, с тостами лекционной продолжительности, как выражался покойный ныне академик… кстати, совсем забыл, выходит ведь том Похеля в «Классиках науки», надо бы списаться с Петровым из архивной комиссии, он ведь обещал предисловие… нет, сначала всё-таки умыться и почистить зубы.
В ванной комнате было прохладно, даже на вид — металл, голубая плитка, тихое журчание воды по трубам. Ремонт обошёлся в копеечку, но, пожалуй, того стоил. Молдавская бригада оказалась вполне толковой. К тому же общение с шабашниками навело академика на одну интересную мысль о трудовой миграции, из которой потом получилась статья в сборник «Антропотоки на постсоветском пространстве» под редакцией Бориса Межуева, где ожидается перевод очередной никчёмной статьи того самого Пейтлина, против публикации которой он выступал, но его, как всегда, не послушали… зубы, зубы почистить, злиться — потом.
Разглядывая себя в зеркале, академик в который раз подумал, что ему грех жаловаться на возраст. Лицо как-то завершилось, исполнилось, приобрело породность, которой раньше и не пахло. В зеркале отражался худощавый, ухоженный, исполненный достоинства элегантный старик. Нет, пожалуй — старец. Что ж, старец так старец. Зато за последние десять лет он — безо всяких специальных усилий — похудел, а близорукость скомпенсировалась старческой дальнозоркостью. Теперь он избавился от ненавистных очков и научился хорошо одеваться: искусство, в молодости представлявшееся ему непостижимым. Надо, кстати, зайти сегодня в тот новый магазин на Большой Дмитровке, подыскать себе приличный летний костюм…
Принимать душ Сабельзон не стал — всё равно это придётся сделать перед выходом, сначала нужно поесть и разобрать почту, обычную и электронную. То есть — напомнил он себе — это электронная почта сейчас считается обычной, а та, которая раньше была обычной, теперь «бумажная», и её уже не называют «почтой», а «доставкой». Надо бы спросить у кого-нибудь помоложе. Хотя бы у того же Межуева.
В кабинете, как всегда, его встретила кривляющаяся рожица скринсейвера на экране «Макинтоша». Профессор не любил выключать компьютер — ему почему-то казалось, что машина потом не включится. К тому же ночью продолжала приходить почта. Надо бы поставить ещё и голосовую связь через сеть, подумал он, тогда международные звонки будут дешевле. Можно будет звонить внучке в Германию хоть каждый день, а не только по субботам. У него хорошая внучка. Жаль, что он, демограф из первой мировой десятки, сам не выполнил элементарную норму воспроизводства: одна дочь, одна внучка. А как ещё? Надо было делать карьеру, да и условия были не ахти, история России последние два века не балует условиями для научной карьеры.
Писем в основой папке отказалось на удивление немного, с вложениями — и того меньше. Интерес представляла только свежая статья Никольского про национально-этнический состав населения Южной Индии. Индийская тема сейчас вообще в моде, надо её развивать, а Никольский — молодой и перспективный, его прошлогодняя работа о сокращении интергенетического интервала в семьях среднего класса новых индустриальных стран очень интересны, хотя и не настолько, как его, Сабельзона, разработки десятилетней давности, но всё-таки вполне себе ничего… Правда, рассуждения об индийской рождаемости довольно-таки сомнительны. Ему, Льву Владиленовичу, собаку съевшему на демографических проблемах Передней Азии, Индия как была непонятна, так и сейчас… Вот, кстати: индусы живут ужасно, а плодятся как кролики, несмотря ни на какие условия, включая их жуткую госполитику…
Следующей в папке оказалась статьи Пейтлина. Аккуратный Никольский прислал и оригинал, и перевод.
Сначала Сабельзон решил статью не читать, по крайней мере пока, чтобы не портить себе настроение. Потом всё-таки, ругая себя, открыл файл — так, чтобы пробежаться глазами и отследить наиболее очевидные ляпы. Через пять минут он читал уже внимательно, чувствуя, как подступает к горлу привычная сухая злость.
«Следует, наконец, признать, что все науки о человеке — гуманитарные науки, в самом прямом смысле этого слова», писал Пейтлин. «Специфика же гуманитарных наук состоит в сознательном дистанцировании от той точности, которую Хайдеггер полагал признаком не-мышления, отказа от осмысления. Это касается и тех наук о человеке, которые считаются вотчиной статистики…»
Лев Владиленович ощутил настоятельное желание немедленно открыть редактор и вбить туда всё, что он думает про этого популярного болтуна, которого все почему-то так ценят. Пересилив себя, он продолжил чтение.
«Статистика ничего не доказывает, кроме пристрастий манипулятора», — читал он, чувствуя, как сжимаются и каменеют его пальцы. «Манипулирующий статистикой демограф может доказать что угодно — например, вся концепция демографических переходов в том виде, в котором мы её знаем, является результатом злоупотребления числами…»
— Ах вот как, — прошептал академик. — Ну я же тебя…
Что-то неприятно дёрнулось в виске, и тут же раздался шум в левом ухе — как будто открыли кран.
Сабельзон зажмурился и медленно сосчитал до десяти. Потом, на всякий случай, разделил в уме сто тридцать шесть на двадцать два, недоделил до остатка, но успокоился. Послушал себя — нет, ничего, решительно ничего нехорошего… Зато появилось ощущение, что он забыл о чём-то важном. Чёрт… чёрт… Ну конечно, интервью для «Мира науки»! Вопросы лежат уже неделю, надо бы заняться… Ладно, там посмотрим: пойдёт сразу — сделаем, не пойдёт — не надо, пусть ещё полежат… Тем не менее…
Он открыл глаза с твёрдым намерением немедленно закрыть возмутительную статью и заняться чем-нибудь полезным. Однако при попытке щёлкнуть по квадратику в углу курсор не шелохнулся.
«Ну вот, теперь машина зависла», — обречённо подумал академик. День, так хорошо начавшийся, явно не задавался.
