Услышав подобные факты, Лимончик как-то засуетился, заискрил. По краю моего мозга отголоском пронеслись какие-то его мысли, обращенные к коллегам, непонятные формулировки. Что-то подобное проскочило в ответ. Надо признаться, что это не самое приятное из ощущений, когда в твоей голове как у себя дома бродят чужие мысли, да еще и совершенно непонятные.
Краешком глаза я посмотрела на Сережу. Я ведь тогда, в его общаге, не успела рассказать ему самый драматический момент моего возвращения. И теперь он смотрел на меня глазами, полными боли и сочувствия.
— Бедная ты моя, любимая! Как же тебе, Ежик, досталось!
К горлу подкатил комок, и я даже ничего не могла подумать в ответ ему. Только смотрела собачьим взглядом. Какой же он у меня все-таки хороший! А я, глупая, думала всякую ерунду по поводу мужских комплексов!
Я с трудом переключилась на Лимончика, который уже выспрашивал у меня, оказывается, о нынешнем, сегодняшнем туннеле.
— Созданию этого туннеля, люди, способствовали чрезвычайно сильные эмоции, испытанные человеком Еленой во время пребывания в нашей проекции Мира. Но все же их энергии было бы недостаточно. Подключился некий новый фактор. Наши специалисты по энергетике предполагают, что человек Сергей также испытывал в этот момент очень сильные чувственные ощущения. Ваши эмоции вошли в резонанс, направление которого было указано воспоминаниями человека Елены, и связали наши две проекции туннелем. Нашими специалистами туннель тут же был обнаружен и зафиксирован, была обеспечена его энергетическая поддержка и стабильность. Но, когда вы уже находились здесь, уровень энергии ваших чувственных проявлений был определен количественно, и его значение оказалось недостаточным для формирования столь мощного туннеля. Для нас остается загадкой, чем был вызван столь мощный всплеск эмоциональной энергии у обоих человек. Просим вас дать некоторые пояснения и описать события, непосредственно предшествовавшие появлению туннеля.
Да, в излишней скромности и тактичности Лимончика не обвинишь! Простой, как три копейки, одно слово, наш брат-технарь. И что теперь делать? Вон какая аудитория сидит и ждет, когда я скажу что-нибудь умное. А как сказать, когда о таких вещах даже лучшей подруге на ушко и то не всегда поведаешь! Срочно надо было что-то придумать, но голова была пуста и стерильна. И вдруг в ней, в голове, эхом отражаясь от черепной коробки, зазвучали Сережкины мысли:
— Мы, люди, делимся на две половины с различной физиологией. И представители разных половин… Ну, испытывают симпатию к представителю другой половины… Иногда очень сильную привязанность, — заикаясь и запинаясь, Сережа помогал себе образами и эмоциями. На выручку пришел все тот же Салатовенький.
— Мы достаточно хорошо осведомлены об эмоциональном и физиологическом взаимодействии людей, — мягко сказал он.
— Носит ли эта эмоциональная привязанность некий избирательный характер? — спросил небесно-голубой шарик, поднявшийся откуда-то из двадцатых рядов.
— Как правило, да.
— Является ли она постоянной величиной на протяжении жизни одного индивида? — тоже вопрос из зала, на этот раз от огромного малинового шара. Тут уже я немного очухалась и стала помогать Сереже:
— Всякое бывает. Бывает, отдельные пары сохраняют постоянную привязанность. А бывает… — и я прочитала краткую лекцию об этике и психологии семейной жизни в современном обществе недоразвитого социализма, попутно мягко коснувшись проблем воспитания подрастающего поколения, дабы предупредить излишне откровенные и прямолинейные вопросы.
Лучше бы я этого не делала. Потому что доселе сдержанных исследователей и мыслителей словно прорвало. Они спрашивали все вместе, одновременно, причем каждый — свое, непременно пытаясь получить ответ в первую очередь. При этом собственная голова больше всего напоминала мне дурдом, в который упала бомба. Чужие мысли, слова, образы не вмещались в черепушку, и она грозила лопнуть по швам. Казалось, правое и левое полушария мозга поссорились навеки и ведут непримиримую войну, а мозжечок хочет воспользоваться ситуацией и установить собственную диктатуру. Насколько мне известно, люди даже с меньшими проблемами надолго попадали в психушку. Краем ускользающего сознания я уловила предостерегающие вопли Салатовенького. Но бесполезно. Качающаяся крыша съехала и даже ручкой не сделала на прощание. Предохранители сгорели, и я отключилась.
* * *
Медленно, в час по чайной ложке, словно нехотя, возвращалось сознание. Точнее даже не сознание, а самоощущение. Я… Меня так мало, крохотный полурастворившийся комочек. Что-то со мной происходит. Вернее, со мной что-то делают. Производят какие-то манипуляции. Над тем, что является продолжением этого комочка. Над телом. У меня есть тело? Не знаю. Посмотреть не могу, что-то мешает открыть глаза. Где я? В больнице? Что произошло?
Понемногу возвращаются какие-то ощущения. Журчит вода. Что-то потрескивает. И вот меня уже больше, чем просто маленький комок. У меня есть тело, руки, ноги. И по ним струится вода. Так что же все-таки произошло? Ничего не помню…
Пытаюсь все-таки открыть глаза. По ним больно бьет яркий свет каких-то разноцветных шаров, все кружится и уплывает, и я снова закрываю глаза. Может быть, это операционный стол? Что же все-таки случилось? Авария, внезапная болезнь? Не помню… Ничего не помню!
А вспомнить надо обязательно. Почему-то приходит понимание, что, вспомнив произошедшее, я смогу разобраться в настоящем. Итак, с самого начала. Меня зовут… Вспомнила, конечно, меня зовут Елена Горбачевская! Мне 22 года, я работаю в институте… Праздник был, много людей… Новый год! Точно! Батюшки, неужели я так укушалась, что в больницу попала? Не может быть. Точно, я же помню, как домой возвращалась. А потом мы поехали к Сереже, и я наконец ему все рассказала… А что я рассказала?
Желтая и розовая страна! Я вдруг, резко, вспомнила абсолютно все. Словно в темной комнате пытаешься включить настольную лампу, а шнур выдернут из розетки. Долго наобум тыкаешь вилку, пока она не попадет в нужные отверстия, и вдруг загорается свет. За одно мгновение пронеслись картины нашего с Сережей путешествия, встречи, «пресс-конференция». И я чуть было снова не впала в прострацию, вспомнив лихой галоп чужих мыслей в моей голове, но как-то смогла удержаться. И тут появилась моя собственная, родная мысль, которая тем не менее ввергла меня в еще больший ужас. Сережа! Если даже мне пришлось так худо от избытка общения, то что же должен был испытать он? Жив ли? Сережа, где ты?! И ничего…
Меня словно подбросило. Я полулежала на чем-то, точнее сказать, в чем-то, наполненном водой и бешено протирала глаза, которые никак не хотели смотреть, промывала их этой самой водой. Сережа, что с ним? Только бы он был в отключке, как я недавно, только бы он не погиб!
