Вот странность – охрана защищалась лучеметами и не имела ни одного летаргатора. Что это – обычная косность, мол, летаргатор – полицейское оружие? Или укоренившееся в метрополии мнение, что твердиане покорны и не способны на серьезный бунт?
Мысль мелькнула и ушла, у меня не было времени ее додумывать. Скорее! Пока из города в Привратник не ворвались новые мстители за народную обиду, пока из Врат не повалили новые солдаты, если не что-нибудь посерьезнее…
Дженни!
Она вылезала из кокпита. Зачем? Господи, ну зачем?! А на лице ее была видна растерянность, какая бывает, когда женщина не уверена в том, что поступает правильно, и какая может в одно мгновение обернуться упертой решимостью делать все по-своему.
Я выругался вслух. Швырнул в кокпит летаргатор, швырнул туда же Дженни, прыгнул сам и взмыл. Дженни вскрикнула – вряд ли ей было удобно сидеть в грузовом отсеке. Ничего, потерпи полминуты, милая. Врата открыты – вот они. Никем не охраняемые. Было ли хоть раз такое в истории Тверди? Вряд ли… Ай да я!
Невероятный подъем – и страх: а ну как кто-нибудь, свой или чужой, шмальнет из окна?.. Я заставил катер скользнуть вниз, выбрал на асфальте место, свободное от распростертых тел, и сел. Живо, живо, милая! Спеши! Я тащил ее за руку. Понадобилось бы применить силу, чтобы втолкнуть Дженни во Врата, в лиловое сияние, – применил бы без колебаний. Пусть сейчас она не понимает меня, может быть, ненавидит даже… Потом поймет.
Мне оставалось сделать не более пяти шагов, когда лиловое сияние погасло. Вдруг. Ни с того ни с сего. Вот оно было – и вот его нет. Врата закрылись.
В первые секунды я еще на что-то надеялся – щупал твердую коричневую поверхность, постукивал по ней и никак не хотел верить в то, что я опоздал всего на несколько секунд. Где справедливость в этом мире? Если бы на час, не было бы так обидно.
Дженни глядела на меня в испуге, а я, кажется, на некоторое время потерял лицо. Точно помню, что я пинал Врата и сквернословил, хотя толку ни от первого, ни от второго не было ни малейшего, да и быть не могло. Возможно, я выделывал и что-нибудь похуже, но милосердная память отказалась фиксировать это. Знаю наверняка: если бы кто-нибудь подстрелил меня, пока я бесновался, это было бы обидно, но в общем справедливо.
Потом послышался паровозный гудок, а за ним удар. Это отрезвило меня и заставило броситься к катеру. Приказав Дженни укрыться за его бортом, я схватился за летаргатор. По широкой рельсовой дуге к низкой платформе, пища тормозами и отдуваясь паром, подползал закопченный паровозик, тянущий с десяток набитых вооруженными людьми платформ. На себе он нес одну створку ворот. К штурмующим Врата твердианам наконец-то подошло подкрепление!
Очень вовремя, главное…
Я положил летаргатор на место и замахал рукой.
– Ты?! – Первым, кто соскочил с поезда, был Рамон Данте.
– Я!
– Кой черт тебя сюда занес?
– Решаю проблемы. – Я предпочел умолчать о том, что решал я преимущественно свои проблемы. – Слушай, отряди кого-нибудь тушить пожары… я там всех обездвижил, а огонь-то горит…
– Понятно, – кивнул Рамон и, коротко распорядившись, расцвел улыбкой. – Летаргатор?
– Он самый.
– Богато живешь… А кто это с тобой?
– И вот еще что, – заторопился я, отвлекая его внимание от Дженни. – Эти солдаты не мертвы. Скажи своим ребятам, чтобы не добивали их. Пусть разберут, кто живой, а кто мертвец, и складируют живых где-нибудь, да пусть охрану к ним приставят…
– Лады, – понимающе ухмыльнулся Рамон. – Заложники? Думаешь, пригодятся? По-твоему, метрополия пойдет из-за них хоть на какие-нибудь уступки, а? Не будь наивным. У моих парней руки чешутся. Три часа гоним к столице, и хоть бы одна перестрелка!
– Кто опоздал к драке, у того они всегда чешутся, – сказал я со злостью. – Перетерпят. Ты знаешь, как дело повернется?.. Вот и я не знаю. Не будь ослом, пленные могут пригодиться.
– Ладно, сделаем, – сказал Рамон и принялся распоряжаться. Его распоряжения вызвали глухой ропот, но Рамон гаркнул на своих волонтеров, и те нехотя повиновались. В хаосе революции начинало проступать хоть какое-то подобие порядка. В первый же день! Просто удивительно. Наверное, местная аномалия…
– А кто это с тобой? – вновь прищурился Рамон на Дженни. Та испуганно попятилась, но, хвала богам, промолчала. Акцент выдал бы ее сразу.
– Кто надо! – отрезал я, делая Дженни знаки: живо в катер, сейчас взлетаем! – Ты что-то очень боевой… Неужели так-таки нигде не удалось подраться?
Рамон огорченно махнул рукой.
– Когда въезжали в город, постреляли чуть– чуть… А, чепуха! Разве это бой?
– Главное еще впереди, – успокоил я его.
– Это уж как водится, – согласился Рамон и вздохнул. – А все-таки жаль. Размяться хотелось…
Я не был склонен развивать эту тему. Пусть боевики Рамона займутся уборкой мертвых и парализованных, пусть понюхают обугленную человеческую плоть. Это здорово отрезвляет.
– А где дядя Варлам?
Рамон подмигнул мне.
– На Марции, где же еще…
К вечеру вновь заработало замолкшее в полдень радио. Знакомый с детства голос диктора с крайним воодушевлением возвестил на всю Твердь главную новость: победа одержана повсеместно. Приспешники и наймиты метрополии частью уничтожены, частью арестованы. Опознан труп премьер-губернатора. Во многих местах полиция перешла на сторону восставших. Комитет национального возрождения призывает всех искренних патриотов Тверди сплотиться для отражения возможной агрессии со стороны Земли. В ближайшее время будут открыты пункты записи добровольцев…
– Ого, – удивился я, – уже и Комитет национального возрождения… Лихо.
– А ты как думал? – сказала мама. – Знаешь, кто его председатель?
– Откуда мне знать?
– Ты его знаешь. Савелий Игнатюк, вице-мэр Нового Пекина.
– Серьезно? – Я обжегся кофе.
– Я что с тобой, шутки шучу, что ли? – рассердилась мама.
Сегодня она была колючей. Может, из-за Дженни, а может, из-за своей работы, знать о которой мне до сегодняшнего дня не полагалось. Да и сейчас было некогда спросить. Мы пересеклись в нашей квартире всего на полчаса, да и то сущим чудом. Конечно, мама врала мне, что сидит дома, – не хотела, чтобы я из-за нее волновался. Крепчайший кофе вместо вечернего чая и покрасневшие глаза выдавали ее с головой – она явно не спала минимум одну ночь, а пожалуй, что и две. В мою душу моментально закралось сомнение в стихийном начале восстания. Но спрашивать об этом маму я не стал: на мне висела Дженни. Любовь зла, это да. Она еще и порядочный якорь.
Мама бросила на Дженни лишь один неприязненно-насмешливый взгляд, разрешила мне поместить на время гостью в доме и больше не обращала на нее никакого внимания, как будто мы сидели за кофейком вдвоем, как в старые добрые времена. По-моему, ей просто некогда было увещевать меня словами, но взглядом она дала понять мне все, что думает о моей блажи. Ну конечно, с ее точки зрения, это была блажь, и ничем другим мое поведение быть не могло. Порядочный мальчик из хорошей семьи, прямой потомок первопоселенцев, увлекся девчонкой с Земли! Хорош, нечего сказать! Как будто своих девушек на Тверди мало! И как будто сейчас самое время заниматься личной жизнью! Как был оболтусом, так им и остался, а ведь подавал надежды…
