После ночного кошмара она первым делом проверила, как Кенарь.
Пес преспокойно спал в столовой.
Презрев дорогущую, заказанную по каталогу лежанку с пышными подушками, Кенарь устроил себе гнездо.
Каким-то образом он дотянулся до угла свисавшей со стола антикварной льняной скатерти Тити Яйя (пережиток старых добрых сытых дней в Гаване). Скатерть он стянул на пол, а заодно свалил два медных подсвечника. (Господи, она, наверное, спала как убитая!) Потом изодрал уникальную скатерть в клочья, которые лучше всего соответствовали какой-то там генетической памяти о лежбище из африканской травы.
— Ох, Кении! Что скажет Тити!
Хрюкнув, Кенарь проглотил последние такты храпа и проснулся. С бородатой складчатой морды на Шенду уставились невинные глаза. Вывалив язык и расплывшись в заискивающей улыбке, пес застучал обрубком хвоста.
Шенда поймала себя на том, что ее гнев тут же развеялся.
Большинству способных к эмпатии людей невозможно долго сердиться на бульдогов: они ведь такие милые и такие дурашливые с виду.
Особенно те, у кого шкура цвета канарейки.
Смотритель в приюте для собак (бородатый малый в очках с восточноевропейским акцентом и бэджем с надписью «ЯН КЛЮЙ») провел Шенду вдоль клеток, чтобы она могла выбрать. Неспешно идя по сырому бетонному проходу, она ловила себя на том, что хочет забрать домой всех до единого брошенных тявкающих полукровок. Но лишь увидев сидящее в одной из клеток ярко-желтое создание, решительно остановилась.
— А с этим в чем дело?
— На мой взгляд, хотя я, конечно, не специалист, наш дружок — разновидность английского бульдога. Его подобрали на Родственной улице, возле колледжа. Ни ошейника, ни бирки. Встретится со своим создателем… — Ян Клюй сверился с бумажкой в прикрепленной к клетке проволокой оцинкованной рамке, — через пять дней.
— Но что у него с окрасом?
Ян Клюй пожал плечами, как будто этот вопрос никого не интересовал.
— Неестественная. Почти стопроцентно получена химическим путем. Я бы винил кого-нибудь из колледжа. Тамошние ребята недостаточно прилежны и склонны к безответственным выходкам.
Присев на корточки, Шенда просунула пальцы через сетку, разделяющую ее и желтого пса. Пес жадно, слюняво их понюхал. Шенда встала.
— Не видно ни корней волос, ни пятен нормального цвета, которые обычно остаются после окраски.
— Дамочка, собака такова, какой вы ее видите, здоровая и активная, — уже раздраженно бросил Клюй. — По медицинскому освидетельствованию, совершенно нормальная, если не считать оттенка. Объяснения излишни. Вы его берете?
— Беру.
Расписавшись на всех положенных бланках, Шенда отвела счастливого подпрыгивающего желтого пса прямо в ветсалон, известный как «Кудельки кобеля» (порекомендованный Пепси, которая регулярно водила туда причесывать своего пуделя Картошку-фри), где аномального бульдога помыли и постригли.
Потом она стала ждать, когда отрастет шерсть нормального цвета.
И три года спустя все еще ждала.
Пес был своего рода шуткой генетики. Такая, как у него, естественно-неестественная окраска обычно ассоциируется с представителями царства пернатых.
Шенда не спешила давать бульдогу имя, пока он не примет свое истинное обличье. Неделями она звала его «Эй, ты!» или «Эй, песик!» из странноватого ощущения, что неподходящее имя искалечит его личность. Но когда истинная природа стала очевидна, никакое другое имя для такой особи было уже невозможно.
— Кенарь, — с усталым терпением в голосе сказала Шенда, — встань, пожалуйста, со скатерти. Тебе пора на улицу делать свои дела.
Пес подчинился. Встав, он рысцой побежал к задней двери. Шенда открыла, и Кенарь вышел в огороженный задний дворик.
Пока разрушитель из семейства собачьих делал свои дела во дворе, Шенда собрала драгоценные обрывки, горестно осмотрела, прикидывая, возможно ли их заштопать, а после, щелкнув языком, выбросила в мусорное ведро.
Кенарь вернулся в дом, поспешно направился к мусорному ведру, вытащил испорченную скатерть и поволок к своей лежанке. Зубами и лапами он с великим тщанием, как, на его взгляд, следовало, расположил ткань поверх мягкой подушки и, плюхнувшись задом на новую подстилку, воззрился на хозяйку.
Шенда сдалась.
— У меня нет времени играть с тобой в перетягивание каната, упрямец ты эдакий. Дел сегодня больше обычного. И начинать надо сейчас.
Будто говоря: «И мне тоже!» — Кенарь несколько раз кивнул тяжелой складчатой головой, потом опустил ее на передние лапы и вскоре заснул.
Приняв душ, Шенда привела себя в порядок. От лака на ногах просто необходимо избавиться! В махровом халате, насухо вытирая волосы, она автоматически включила радио в спальне, собираясь поймать новости, но в конечном итоге слушала вполуха. Она надела трусы задом наперед, вовремя себя на этом поймала, чертыхнулась и надела как надо.
Натянув мешковатые джинсы «Гэп» и зеленую шелковую рубашку, она, стоя у раковины, съела шоколадный чизкейк, который запила стаканом шоколадного молока. На лице у Шенды не отражалось ничего, точно ее ум отправился на каникулы в страну более привлекательную, чем ее тело.
— …цел-лю-стный! — возвестило радио.
Шенда очнулась от забытья, глянула на часы и воскликнула:
— Лай Бабуи! Кенарь, мне надо бежать! У тебя полно сухого корма, а вечером я принесу тебе что-нибудь вкусненькое. Честное слово!
Сунув ноги в потертые сандалии, она схватила курьерского вида саквояж и ключи от машины.
Через минуту за ней захлопнулась дверь. Кенарь открыл один глаз, потом второй. Не увидев ничего, нуждавшегося в его внимании, он закрыл глаза и вернулся ко сну.
Он умеет летать. По-настоящему летать. И тот парящий мячик — легкая добыча.
Не сны, приятные или иные, а механическое устройство пробудило Мармадьюка Твигга от его мидасово-золотой дремы.
Как и все прочие члены «Лиги Финеаса Гейджа», Твигг был физиологически неспособен к сновидениям. Соответствующие нейронные цепи (наряду со многим другим) были химически и хирургически удалены из измененного мозга Твигга.
Как следствие, он был радикально сумасшедшим. В худшем смысле слова.
Мания никак не проявлялась, ничем не затрудняла повседневного функционирования. Если уж на то пошло, твиггова разновидность безумия только повышала его хитроумие, изобретательность, ловкость, умение манипулировать людьми и жажду власти. Минута за алчной минутой, час за интриганским часом, день за завоевательским днем он представлялся другим и себе самому целеустремленным суперменом, образчиком рациональных и эффективных поступков. Устроившись на самой верхней ступеньке социальной лестницы, Твигг как будто всем своим достижениям был обязан тайному опустошению, которому с готовностью подверг собственное серое вещество.
