— Нет, Мич, спасибо.
В дверях появился секретарь. Его лицо выражало негодование.
— Секундочку, — сказал Дивер и прикрыл рукой трубку. — Что случилось?
— Вы что, не знаете законов общественных приличий? — спросил секретарь.
Какое-то мгновение Дивер не мог сообразить, о чем он говорит. Неужто секретарь услышал намек Мича на продажу права подать заявление? Нет — секретарь говорил лишь о законах общественных приличий. Дивер попытался вспомнить, что он говорил по телефону. Должно быть, он слишком громко сказал «какого черта». И хотя выражение «жопа с ручкой» не входило в список нецензурных слов, оно, тем не менее, вполне легко попадало под формулировку «другие грубые или распутные выражения или жесты».
— Я сожалею об этом, — сказал он.
— Я надеюсь, вы очень об этом сожалеете.
— Да, — он изо всех сил постарался говорить так же робко, как прежде говорил Тули. Сейчас это было особенно трудно, поскольку буквально за минуту до этого он был готов громко расхохотаться от радости — ведь ему разрешили подать заявление! Но Дивер подумал, что секретарю не слишком понравится, если он сейчас расхохочется. — Очень сожалею, сэр, — и это обращение он произнес, вспомнив, что его использовал Тули.
— Потому что мы в Хэтчвилле не из тех, кто закрывает глаза на порок.
«Ну да, вы в Хэтчвилле даже не справляете малую нужду, а терпите, пока не загнетесь». Но Дивер не сказал это вслух, а только посмотрел на секретаря как можно спокойнее. Затем чиновник, отягощенный тяжелым бременем добродетели, отправился к своему столу.
Не хватало Диверу накануне подачи заявления попасть под арест за нарушение законов об общественных приличиях.
— Ты еще не положил трубку, Мич?
— Уже занес ее над рычагом.
— Я приеду через два дня. Я захватил свое седло.
— Ну ты крут!
— Круче некуда.
— Есть куда.
— Ладно, до встречи, Мич.
— Отдай свои сведения об эрозии аналитику, хорошо?
— Понял, — ответил Дивер и положил трубку.
Секретарь без особой охоты объяснил ему, где находится кабинет аналитика. Но аналитик, конечно, не стал передавать эти сведения, он сделал это ночью, причем по той же самой телефонной линии, по которой днем велись разговоры. Но он ввел данные в компьютер. Несмотря на то, что сведения, записанные Дивером, уместились в тонкий блокнот, аналитик, похоже, воспринял свалившуюся на него работу без особого восторга.
— Как много координат, — устало произнес он.
— Моя работа в том и заключается, чтобы все их записывать, — сказал Дивер.
— И вы в ней весьма преуспели, — сказал аналитик. — Вчера пустыня, сегодня пастбище, завтра ферма, — это был лозунг новых земель. И это означало, что разговор закончен.
Когда Дивер вернулся в кабинет секретаря, Тули в нем уже не было. Он был в кабинете мэра, и так как дверь была полуоткрыта, Дивер довольно хорошо слышал, о чем там шла речь. Тем более что мэр не слишком выбирал выражения.
— Я не обязан давать вам разрешение, мистер Ааль, и ваша лицензия, выданная в Зарахемле, вам не поможет. И не воображайте, что на меня произвело впечатление то, что ваша фамилия Ааль. Нет такого закона, который говорит, что родственники героя лучше прочего дерьма только потому, что они носят его имя. Вы поняли?
Слово дерьмо определенно входило в список нецензурных слов. Дивер посмотрел на секретаря, но тот зарылся в ворохе бумаг.
— Так, значит, вы не из тех, кто закрывает глаза на порок, — тихо сказал Дивер.
— Что? — спросил секретарь.
Если он слышал Дивера, значит, наверняка, слышал и мэра. Но Дивер решил не придавать этому большого значения.
— Ничего, — у него не было причин провоцировать секретаря. Поскольку Дивер прибыл в город вместе труппой бродячих актеров, то любые его поступки, которые могли разгневать местных жителей, поставили бы семейство Аалей в неудобное положение. А у них, похоже, и без того хватало забот.
— При виде этих ваших костюмов, декораций и освещения, молоденькие девицы начинают верить, что вы и вправду пророк Иосиф или Иисус Христос или Альма или Нейл Армстронг. И любой бессовестный негодяй может обвести их вокруг пальца и сделать с ними все, что захочет.
Тули наконец повысил голос, на мгновение отбросив свой раболепный тон. Дивер с облегчением понял, что Тули все же можно вывести из себя.
— Если у вас имеется обвинение...
— В большинстве этих случаев замешаны труппа Аалей и Театральная ассоциация, я понятно выражаюсь? Никаких ордеров я выписывать не буду, но мы будем за вами внимательно наблюдать. То, что вы теперь называете себя «Балаганом Чудес Свитуотера», вовсе не означает, что мы не знаем, кто вы такие. Так что передайте всей вашей компании, что мы будем за вами внимательно наблюдать.
Тули что-то сказал в ответ, но его голос был слишком тихим, и Дивер ничего не услышал.
— В Хэтчвилле этого не случится. Вам не удастся испортить девиц, а потом смыться вместе с вашими полномочиями, выданными Пророком.
Так, значит, кое-кто и впрямь верил во все эти байки о бродячих актерах. Наверное, и сам Дивер когда-то в них верил. Но когда знаешь таких людей, как Аали, все эти байки кажутся полным абсурдом. Правда, жители Хэтчвилла, которые не закрывают глаза на порок, думают, конечно, иначе.
Совсем поникший Тули вышел наконец из кабинета мэра. Но все же он получил разрешение и бланк требований на получение товаров со склада епископа. На обеих бумагах стояла, конечно, одна и та же подпись, так как мэр был и епископом.
Дивер не стал расспрашивать его о том, что сам уже слышал. Вместо этого он рассказал Тули о том, что ему разрешили подать заявление и он, таким образом, получил шанс попасть в ряды всадников сопровождения.
— Зачем тебе это нужно? — спросил Тули. — Ведь у тебя будет собачья жизнь. Тебе придется скакать тысячи миль верхом. Ты будешь все время чувствовать усталость. При первой возможности тебя попытаются убить. Каждый день, даже в непогоду, тебе придется быть в седле. Ради чего?
Это был дурацкий вопрос. Каждый мальчишка Дезерета знал, ради чего он хочет стать всадником Ройала.
— Чтобы спасать жизни людей. Чтобы приводить их сюда.
— Всадники сопровождения главным образом перевозят почту из одного заселенного района в другой. Кроме того, они составляют карты. Это не намного увлекательнее, чем та работа, которой ты сейчас занимаешься.
Итак, Тули уже интересовался, чем занимается его дядя Ройал. Интересно, что думает об этом Маршалл?
— Тебе приходила мысль самому заняться этой работой? — спросил Дивер.
— Ну нет, это не для меня, — возразил Тули.
