Я стиснул зубы. Раньше, в земной жизни, мне удавалось таким способом удерживать себя в руках в минуты опасности. Чьи-то лапы разжали мои челюсти, дернули их в разные стороны и вывернули голову наизнанку. Я беззвучно застонал. Мне влили в рот раскаленный металл. Горячая желчь шипя опускалась по горлу и сжигала внутренности. Кроме внутренностей она выжигала во мне воспоминания о прошлой жизни. Одно за другим они мелькали перед моим внутренним взором и плавились как кинопленка, которую бросили в пламя. Искажались лица людей, которых я знал. Воспоминания о них покрывались пузырьками, вздувались, и по ним расползались дырки забвения.
Меня продолжал истязать страх: он давил, раскатывал и поглощал все мои мысли, все чувства. Все, о чем я мог подумать или почувствовать, мгновенно замещалось им. Девятый вал ужаса захлестнул и утопил под собой все. Я боялся смерти. Боялся, что мучения будут длиться вечно. Вокруг страха смерти громоздились еще сотни маленьких страхов, как клубок змей. Я отчаянными усилиями отгонял один, а на его место выползал другой. Новые попытки подавить ужас приводили к обратному результату. Мне становилось еще страшнее от того, куда девался прежний.
Я видел, как страхи-змеи растут, переплетаются и мутируют. Я мог разглядеть каждую и дать ей имя: змей гнева, кобра зависти, гадюка жадности, змея лицемерия, эгоизма, равнодушия… Они расползались внутри меня, вытесняя свет жизни. Я сжался. Не получая выхода, страхи раздирали меня на куски. Раздирали в буквальном смысле.
Извне в мое терзаемое тело когтями впились стервятники, схватили и подняли в воздух. Полетели в сторону багряной реки. Черт неистово рвал мою грудь, отыскивая во мне остатки того, что еще не доели змеи страха. В немой молитве, чувствуя, как леденеют руки и ноги, я обращался к Вселенной с мольбой, чтобы она надо мной сжалилась и сделала так, чтобы я умер быстрее.
Чудовища бросили меня в кровавую воду. Бес мгновенно спрыгнул, змеи замерли. Тело с плеском погрузилось в алый кисель и стало тонуть. Каждую секунду я ждал неминуемой гибели. Тем более странно, что я не захлебнулся. Словно упал не в воду, а в густой красный воздух, которым можно дышать как обычным. Вода кружила меня в последнем вальсе, затягивая в вишневую глубину. Внутри все сжалось как при прыжке с высоты, жгло раны. Я забил из последних сил руками и ногами, силясь вырваться из объятий кровавой реки, но она обняла меня слишком сильно. Пучина неотвратимо тянула меня ко дну.
Появилось время задуматься о том, каков будет мир без меня. Что изменится? Вопрос о личном благополучии не имел смысла и отошел на десятый план.
Я перестал бояться за себя и вдруг почувствовал вину перед теми, кто остался за горизонтом бытия. Я их жестоко бросил на Земле! Вспомнил родителей, и мое воспоминание тут же проглотила змея. Чувство вины усилилось. Змея выросла, раздулась и лопнула на тысячу маленьких змеенышей, каждый из которых жалил мои чувства о тех моментах в прежней жизни, когда я поступал недостойно и малодушно. Мучительное чувство вины выдавливало их год за годом. Я вспомнил все, даже о чем казалось, давно позабыл: когда говорил неправду; когда отмалчивался, а совесть требовала сказать; когда я делал то, чего на самом деле не хотел; когда не делал то, чего желал в глубине души; когда врал сам себе. Внутри меня еще теплилась жизнь: нестерпимая боль поразила сердце, трепещущее как смертельно раненая птица и удивительным образом не замеченная чудовищами.
Я заплакал. Слезы лились, и лились, и оказались живой водой. Из той крохотной части, что несмотря на страдания сохраняла целостность, вылетела искорка осознания и осветила то, что я всегда знал, но о чем позабыл. Набатом звучало: смерти не существует, жизнь никогда не кончается!
Я пронзительно ясно увидел, что смерть – это иллюзия. И питает ее страх, заставляющий думать, что дальше ничего нет. Только тьма. На самом деле есть бессмертная душа, путешествующая по мирам, и есть бесконечные переходы. Смерть – лишь дверь, отделяющая одну жизнь от другой. Не конец, а начало.
Змеи испугались света, затаились. Искра осознания разгорелась, осветила мое существо. Змеи пытались уползти, искали норы, но свет всех догнал. Под его вспышкой они растворились, исчезли, как будто и не были. Свет вернул силу, которую они отнимали. Змеи пропали и силу забрать не смогли. Я ощутил необычайную свободу и способность бороться за жизнь. Я повернулся лицом к вине, что глодала меня, и посмотрел ей в глаза. Я увидел как ей жутко больно и почувствовал, что она нуждалась в моей любви. Я мысленно обнял ее и искренне простил за то, что она мне причинила.
Пришел черед простить себя. Мысль материальна. Я умозрительно наполнил себя светом, радостью и любовью, как к ребенку, что жил во мне. Из меня выплыл тяжелый ком, отделился и поравнялся с лицом. Я увидел в его черной глянцевой поверхности своих двойников – искаженное злобой лицо насильника, висельников, с искривленным от боли ртом и пустыми глазами, ненасытного жирняка, безумного рыбака. Следом перед моим взором пронеслись другие образы, и я переживал заново ту боль, которая вынуждала каждого из них делать, думать и говорить то, что он думал, делал, говорил.
В сердце возникло сострадание. Ум озарила молния, проникая в его самые темные уголки. Неопределенность исчезла. В ослепительном потоке я рассмотрел в одно мгновение, как страх заставлял тех, кого я встречал, быть тем, кем они являлись сами по себе и вместе с тем, частями меня. Я четко увидел, как узнавал во встречных самого себя. Мои чувства безошибочно определяли ипостась каждого, даже тогда, когда ум ленился это видеть или отказывался признать, подкидывая мне ощущение дэжавю. Те, кто смутно ощущался мной как "виденный раньше", в сущности им и был. С той лишь разницей, что сердцем я узнавал не внешние субъекты, а как в зеркале видел вытесненные вглубь, незнакомые и отпугивающие части самого меня. Встречные отражали мое отношение к самому себе и показывали, кем я мог бы стать и чего так боялся.
Благодаря врагам, безумцам и не приятелям вскрылось то, что под спудом лежало глубоко внутри и определяло мое поведение в тех или иных ситуациях. И я простил себя за то, кем был и кого разглядел в образах искажений – двойников. Комок налился светом любви, превратившись в притягательно сияющее облачко, и влился в мое сердце. Меня охватила волна бесконечной радости. Никогда в жизни я не чувствовал такого единения с самим собой. Не оттолкнув от себя, а попытавшись понять сердцем, я увидел каждую встречу со своими отражениями как бы сверху. Очутился над ситуациями, одновременно с двух сторон, на двух полюсах. В позиции, где понимаешь, что кругом только ты сам и ничто не может тебя задеть, если этого в тебе нет.
