«Я тварь долины со стеклами в ладонях… Я получил подарок в час смерти — и горжусь этим…» Он сглотнул и заставил себя успокоиться.
— Проклятые уроды, конечно, сильны, — продолжал Орм, не заметив всплеска ненависти своего собеседника. — Поэтому любой мясник мне пригодится, а уж наемник тем более…
— Остался последний вопрос, генерал, — сказал Кронт. — Пригодишься ли ты нам?
Лицо генерала мгновенно окаменело, серые глаза сщурились.
— На что ты намекаешь? — процедил он сквозь зубы.
— Плата. Ни один наемник не станет убивать бесплатно.
Орм осклабился:
— Так вот ты о чем. Что тебе нужно? Золото? Роскошный дом? Женщины?
Кронт задумался. Ему очень хотелось ответить: «мне нужны доски, руда и зерно».
Но раскрывать все свои карты было опасно.
— А бабы как, красивые? — спросил он.
— Ну естественно!
— Тогда — по рукам!
Наемники просидели в трактире до самого вечера. Генерал пожелал им хорошо провести время и ушел, зато появились веселые парни из городка и не менее веселые девицы. Вино было забористое, кости громко стучали, раскатываясь по дубовым столам, трактирщик носился взад-вперед.
Кронт вместе со всеми пил, играл и горланил песни, но не переставал думать о том, что надо побыстрее добраться до ормварских складов. Когда на улице сгустились мягкие лиловые сумерки, буйное веселье стало понемногу угасать. Кто-то сидел, тупо уставившись на полную кружку, кто-то обхватывал талию миленькой девицы и, шатаясь, поднимался наверх. Пьяный Кабан бормотал себе под нос песню, отстукивая такт рукояткой ножа по тарелке.
Темное дерево стола за долгие годы впитало изрядно вина, жира и, возможно, крови.
Сейчас, в теплом свете восковых свечей, оно казалось таким уютным… Кронт опустил голову, стукнувшись лбом о стол. Он почти заснул, но легкое прикосновение к щеке, заставило снова открыть глаза. Светловолосая девушка присела на ручку его кресла.
— Пойдем со мной, — прошептала она ему на ухо.
Кронт обнял ее левой рукой, правой взял шлем со стола и попробовал встать. С грохотом упал стул.
— Осторожней, милый! — если бы не девушка, Кронт рухнул бы вместе со стулом.
— Извини, я…
Он осекся. Красотка стояла перед ним заманчиво улыбаясь пухлыми губами, от смятого льняного платья пахло луговыми травами. Тронутая легким лунным загаром кожа была лишь чуть темнее беленой материи. Кронт протянул руку в перчатке и коснулся плеча девушки. Он ничего не почувствовал сквозь замшу, но в голове вспыхнул кровавый огонь и зашевелились бесформенные звери.
«Не сейчас… хотя… я ведь могу не снимать перчатки. Нет, я слишком пьян, вдруг не смогу удержаться…» — Так пойдем? — девушка попыталась увлечь его к лестнице наверх.
— Нет, я… Мне дурно. Перепил. Надо продышаться.
— Скорей уж проблеваться, — хмуро заметила девица и презрительно фыркнула.
Кронт слабо улыбнулся и вышел на улицу. Прохладный ветер действительно освежил его, и, самое главное, пропали отголоски безумия в голове. У ворот стражники жгли костер, какой-то мальчишка старательно отрабатывал удары мечом на пустынной улице.
Пели цикады, где-то в поле протяжно кричал козодой. Нахлынула странная печаль, будто разбуженная песней ночной птицы. Ветер взметнул вихрь пыли, качнулись тени на дороге. Кронт почувствовал, как земля пружинит под ногами и увидел рой ночных бабочек у колен. Он ощутил безумие — но не свое, черно-огненное, а чужое, тихое, безнадежное. Его пальцы сомкнулись на рукояти меча.
Над головой беззвучно пролетела летучая мышь и изчезла в темном закоулке. Кронт прошел за ней, едва протиснувшись в узкую щель между домами, и увидел старый покосившийся домик у частокола. Дверной проем был занавешен старым одеялом, у порога дремал шелудивый пес.
Сзади послышалось глухое рычание. Обернувшись, Кронт увидел Дикаря — тот скалил зубы на чужую собаку.
— Тихо!
Дикарь притих.
Морщинистая рука в браслетах отодвинула одеяло. Кронт увидел старую женщину в темном платье.
— Что тебе здесь нужно? — чуть визгливо крикнула она.
Кронт молча рассматривал ее. Что-то в интонациях женщины казалось знакомым.
— Ну! Говори уж, раз приперся! Мазь, настойка, что нужно-то?
— Ты — ведьма.
Женщина хмыкнула:
— Для кого ведьма, а для кого и добрая тетушка. Так что тебе нужно?
— Гердис… Ты знаешь Гердис?
Она отшатнулась назад. Кронт, внезапно разозлившись, ворвался внутрь. Собачонка бросилась на него, но промахнулась и вцепилась в одеяло.
— Так ты знаешь?..
Кронт осекся. В углу у очага были постланы старые драные шкуры, а на них лежала Велена. Девушка выглядела нездоровой, царивший в комнате полумрак не смог скрыть бледности ее кожи и выступивших капелек пота на лбу. Забыв о ведьме, Кронт склонился над ложем — и увидел, что глаза Велены смотрят на него и ничего не видят. Как глаза обезумевшей Лиет…
Птичья башня «Страх — это смерть. Страх — это боль», — крутилось в голове. Тесный мирок сжимался вокруг воспаленного мозга. Иногда тьму разрезал луч серебристого света — и заставлял глаза вспыхивать от боли. А потом исчезал, и навалившаяся чернота давила отчаянием. Оставался лишь холод и тонкий острый свист. Хотелось навсегда оглохнуть, ослепнуть, не чувствовать ничего. Не страдать.
В то время, когда Кронт грабил деревни, а Велена спала, Ральф Коэн, бормоча проклятия и жалобы, брел по вересковой пустоши. Он не осознавал, где находится, его разум был полностью направлен вовнутрь. Из глаз текли слезы, омывая серое от пыли лицо. Иногда он начинал скулить, как щенок — от безнадежности, боли и жалости к самому себе. Если бы Ральф мог все понять, он бы ненавидел и презирал себя за слабость, но он лишь знал, что умер и страшно страдает.
Каменистая земля под его ногами сменилась песком. Идти стало труднее — при каждом шаге Ральф увязал по щиколотку. Сухие кусты с мелкими бело-розовыми цветками оплели склоны дюн, разливая в воздухе сладкий, приторный запах.
Ральф брел, опустив голову. Когда он взошел на гребень последней дюны, холодный, пахнущий солью ветер ударил в лицо. На мгновение шорох моря прорвался сквозь бесконечный свист. Зрачки сжались, будто пытаясь рассмотреть реальность, но тут же снова растеклись на всю радужку, возвращая привычную темень.
Полоска пляжа у самой воды была усеяна битыми ракушками, обрывками водорослей и отполированными морем кусочками древесины. Ральф едва плелся, порывы ветра развевали грязные волосы и драный плащ. Искусанные бледные губы кривились, не в силах выпустить отчаянный крик, эхом звучащий в мозгу.
