«Тина, привет!» - орал я мысленно, - «Ну ты и зануда!».
Самолет иногда трясло и вместе с ним трясло и меня. Потрясение за потрясением. Разве не потрясением для меня было согласие Ренье участвовать в нашем проекте! Счастливый случай? Конечно! Не окажись Ренье в Монте-Карло и целый полигон для воплощения наших идей мог бы быть навсегда утерян. Молодчина Аня! Идея о построении Пирамиды в Монако пришла к нам мгновенно, как аппетит во время еды. Но мы были к ней и готовы! Мы теперь всегда ко всему готовы: ведь мы постоянно живем в своей идее и смотрим на мир через ее призму. Правда, все это не значит, что будет легко убеждать Ренье и его команду причесывать свое княжество под нашу гребенку, ясно, что пройдут годы, тем не менее, попытка «построить коммунизм в одной отдельно взятой стране» вполне может, наконец, увенчаться успехом. Коммунизм! Хрустальная мечта человечества. Ленин, вероятнее всего, был прав в своем стремлении, но у него не было идеи Пирамиды. Он жаждал индустриализации «плюс электрификации всей страны», но не имел под рукой компьютера. Квантификация жизни была для него неведомой штукой. Критики эмпириокритицизма оказалось совсем недостаточно не только для построения светлого будущего всего человечества, но даже для наметок путей его строительства. Компьютеризация с тотальным аудитом и квантификацией всех составляющих жизни! - вот кричащие лозунги сегодняшнего дня. Ленин не знал таких слов. Это не обвинение - факт. Просто не пришло еще время. («Коммунистом можно стать лишь тогда, когда постигнешь все знания, которые выработало человечество»). Подвели коммунисты. Нам бы сейчас Ленина! Теперь время настало и мы знаем эти слова, и умеем положить прелестные краски на полотно новой жизни, и у нас есть теперь живой Ленин («Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»), его клеточки, его геном, из которых мы вырастим, наконец, вождя и с которым будем советоваться при воплощении его мечты. Его и нашей, и всего человечества. Мы - настоящие коммунисты! Мы постигли знания, которые выработало человечество! «Учиться, учиться, учиться!» - как это верно сказано!
Домой, в Америку - вот что меня все еще потрясало. Мысли о Родине, о моей маленькой родине и большой стране, самой большой во всей необъятной Европе, эти мысли были горьки и печальны. Я гнал их от себя, как гонят врага, покушающегося на твою свободу. Я понимал, что бессилен что-либо изменить, и это бессилие бесило меня. Мы перебрались в Америку, страну, где кость ранящей душу мечты обрастает густым сочным мясом живой жизни. Но о родине мы всегда помнили, мы привезли ее туда на подошвах своих ботинок.
Рядом со мной сидел суетливый краснолицый блондин с непреходящей испариной на огромном лоснящемся лбу. Сколько он не старался промокнуть лоб платком, бисеринки пота тотчас снова появлялись. Сперва это меня забавляло: он просто кипел изнутри. От него пахло, правда, каким-то хорошим лосьоном, тем не менее, остановить нашествие бисера ему не удавалось. В самом начале мы перекинулись парой ничего незначащих фраз (он был археологом), и я вскоре, откинувшись на спинку сидения, уснул. Спать я не мог. Я только сделал вид, что сплю, чтобы эти две-три фразы, брошенные как два медяка в откуп за сиюминутное знакомство, не стали началом беседы (о, Боже упаси!) о политической ситуации в мире или о роде наших занятий, или, скажем, о новинках каннского кинофестиваля. Терпеть не могу салонных знакомств и болтовни на неопределенные темы. Итак, я только закрыл глаза, а на самом деле подводил итоги и, как обычно после успешного выполнения какого-то важного этапа, старался набросать примерный план действий на ближайшее будущее.
О чем я еще думал? Об Ане, о прогулке на яхте (я как мальчишка, на удивление всем, прыгнул за борт), о волейболе на пляже (надеюсь, я неплохо смотрелся со стороны). Об Анином муже Анри и ее «Ты у меня такой, знаешь...». И ни единой мысли о клонах. Я поймал себя на этом и подумал, что давно так, как Аня, ни одна женщина меня не волновала. Не влюбился ли ты, дружок? Я не искал ответа на этот вопрос, но подробности парижской жизни не выходили у меня из головы. (А как же Юля?! Тину я никогда не брал в расчёт!). Аня нужна была мне, как воздух. Я не представлял себе будущего без нее. Мне теперь было ясно, что без Ани не то что Пирамида, никакая даже самая примитивная юрта или убогий шалаш построены быть не могут. Аня пленила меня не только умом, красотой и женственностью (редкое сочетание, не так ли?), но и цепкой хваткой, без которой сегодня невозможно продираться сквозь чащобу жизни. (И Юля тоже!). Время от времени мне приходилось вставать с кресла, чтобы дать возможность соседу сбегать в туалет.
- Извините...
- Ничего страшного.
- Как бы не так...
Не буду отрицать, что Аня впрыснула в меня хорошую порцию свежей крови, и этот прилив новых сил вновь возбудил во мне очередной порыв: хочу работать! Я прекрасно понимал, что пройдет еще не один день и даже не один месяц прежде, чем мы по-настоящему приступим к строительству Пирамиды в том виде и тех объемах, какие рисовало мне мое воображение. Пройдут, оказалось, годы. И только теперь я с уверенностью могу утверждать: мы ее построим! Тогда же я решил все силы бросить на поиски Юры. Дело не терпело отлагательства.
Я все еще делал вид, что сплю. Мне вдруг пришло в голову расспросить соседа о египетских пирамидах, он, пожалуй, мог ведь кое-что интересное рассказать. А я бы рассказал ему о своей Пирамиде. Времени у нас было много и его нужно было как-то убить. Мы говорили до тех пор, пока самолет не пошел на посадку.
- Прекрасно, - сказал он, пристегивая в очередной раз себя ремнем к креслу и все еще восхищаясь нашей Пирамидой, - невероятно и очень ново! Свежо и сочно!..
- Вот такая история с генами, - сказал я, - что-то в этом есть, не правда ли?
К утру мы были на месте. Утром улетели, утром прилетели... Семь часов разницы во времени сказались потом. Выходя по трапу, он поддерживал меня под локоть, как женщину. Мы обменялись визитками и расстались друзьями.
- Теперь я буду рассказывать детям о живой Пирамиде и, если вы пригласите, мы приедем к вам жить.
- Приглашаю, - сказал я.
Как только он сел в такси, я видел это, направляясь к своей машине, Юра снова завладел моими мыслями. Юра! Где тебя искать? В какой дыре ты прозябаешь, чем занимаешься, на что тратишь жизнь? Мне и в самом деле интересно было узнать, как он устроился в жизни. И смогу ли я его убедить вернуться в нашу команду.
Я надеялся, что Юля встретит меня в аэропорту. Ее не было. Я решился ей позвонить:
- Привет... Мы увидимся?
- Как скажешь, - сказала она.
Лето было уже на исходе, но жара стояла адская, я даже закрыл окна и включил кондиционер.
Чикаго! Нет ничего родного в этом звуке, но я рвался теперь именно туда, я был полон сил и надежд, и готов был перевернуть горы. Мне хотелось как можно быстрее рассказать кому-нибудь о своих впечатлениях и планах, и я предвкушал удовольствие от встречи с Жорой.
- Ты никогда не рассказывал мне об Америке, о жизни в Чикаго, - говорит Лена.
- В Чикаго? А что там в Чикаго? Я просто не знаю, что рассказывать. Я ни разу не гулял по его ночным площадям и не любовался его крышами из окон последних этажей небоскребов. Нет. Город как город. Одним словом - мегаполис! И мы ведь забрались туда не ради каких-то там наслаждений.
- Я понимаю, - говорит Лена.
- Когда я переступил порог лаборатории, - продолжаю я, - Жора даже не взглянул на меня, сидел на своем привычном месте и, как всегда, что-то мастерил из подручного материала, какую-то миниатюрную камеру для наблюдения клеток. Как всегда что-то его не устраивало. И то ему было не так, и это не совсем подходило. Он не верил в то, что совершенству нет предела. Наши ребята, новая команда, собранная со всего мира (Жора лично тестировал и отбирал каждого), приветственно кивали и улыбались мне, кто-то пожал руку, кто похлопал по плечу и предложил сигарету, Ника обнажила свои жемчужные зубы и подмигнула, мол, привет, патрон. Работа кипела.
- У тебя такой вид, словно ты вернулся из свадебного путешествия, - сказал Жора, когда я присел рядом с ним. При этом он ни разу на меня не взглянул.
- Было дело, - сказал я.
- Слыхал, - сказал Жора, - опять грохнули кого-то в Зимбабве. Никаких следов. Я за тебя опасался.
Войдя в лабораторию, я тотчас сообразил, что проводится эксперимент на культуре клеток, цели которого я не знал. Мне было любопытно, что затеял Жора в мое отсутствие, но я не спрашивал, а ему было не до объяснений.
- Подержи, - сказал он, протягивая мне пипетку с клеем.
Он встал и пошел к шкафчику со всякой мелочевкой в поисках какой-то детали, необходимой для его новой конструкции. Пока он там рылся в баночках из-под кофе, я сидел, держа двумя пальцами пипетку, будто для нее не было подставки, стоящей прямо передо мной на столе.
